От этого рассказа настроение Анны совсем упало. Но она успокаивала себя тем, что в марте едва ли возможны майские балы и Макс наверняка предупредил бы ее о каком-нибудь предстоящем грандиозном «выходе в свет».
– И откуда же ты, моя дорогая? – поинтересовалась твидовая женщина, немножко подустав от собственных восторгов.
Обычно, когда Анне задавали этот вопрос, она отвечала: «Из Лондона». Но сейчас она неожиданно для самой себя ответила:
– Из Берлина, – и тут же об этом пожалела.
– Из Берлина? – не поверила женщина. – Но ты же вылитая англичанка!
– Нет, – возразила Анна, ощущая себя так же, как мама в Организации помощи беженцам. – Мой папа – антифашист, немецкий писатель. Мы уехали из Германии в 1933 году.
Твидовая женщина попыталась это осмыслить:
– Антифашист? Это значит, он против Гитлера?
– Да.
– Никогда бы не подумала: у тебя совсем нет акцента! – не переставала удивляться женщина. – Я могла бы поклясться, что ты обычная милая английская девчушка.
Это был комплимент, и Анна вежливо улыбнулась. Но женщина вдруг сменила тему:
– А что ты думаешь о войне? Ты ведь оказалась в стране, враждующей с Германией?
Черт, подумала Анна, и зачем я только все это начала? И попыталась говорить настолько спокойно, насколько ее на это хватало:
– Мы против Германии. Мы желаем победы Англии.
– В войне против своей страны?
– Мы не чувствуем, что Германия – по-прежнему наша страна, – начала было Анна.
Но женщину, видимо, возмутила беседа в целом.
– Могла бы поклясться, что ты урожденная англичанка, – произнесла она укоризненно и погрузилась в чтение «Кантри лайф»
[7].
Анна снова уставилась в забрызганное окно, за которым тянулись серые пейзажи. Странно, но ей стало спокойнее. Хотя почему она, как обычно, не сказала: «Из Лондона»? Макс никогда не сделал бы подобной ошибки. Так всю поездку можно испортить…
* * *
Когда поезд наконец прибыл в Кембридж, худшие опасения Анны как будто стали сбываться. Она стояла на платформе, ледяной ветер продувал ее насквозь, а Макса нигде не было видно.
Но вот он появился из-за угла – запыхавшийся, в развевающейся мантии.
– Извини, задержали на лекции, – объяснил Макс. – Эффектно! – заметил он по поводу красного пальто Анны, которое ей одолжила миссис Бартоломью. – От Джуди или от Джинни?
– Это пальто Джинни, – ответила Анна, и ей сразу стало легче.
Макс подхватил чемодан Анны и быстро повел ее к выходу со станции.
– Надеюсь, ты захватила теплую шерстяную пижаму, – сказал он. – Там, где ты будешь спать, довольно прохладно.
Оказалось, что комната Анны вообще не отапливается и напоминает огромную заледеневшую пещеру. Но она располагалась недалеко от комнаты Макса, а хозяйка обещала положить в кровать Анны на ночь бутылки с горячей водой.
Пока Анна приводила себя в порядок, она пыталась представить себе в этой комнате твидовую женщину – безрезультатно! Видимо, выходные, которые та в свое время проводила в Кембридже, сильно отличались от тех, что предстояли Анне.
Макс заплатил за комнату (спальное место и завтрак стоили десять шиллингов), и они отправились в город.
Дождь кончился, но повсюду еще стояли лужи. Небо над крышами было мокрым и серым. Через толщу медленно плывущих облаков кое-где пробивался солнечный свет. Макс и Анна пересекли торговую площадь с магазинчиками и мокрыми навесами и неожиданно оказались в толпе студентов. Ими была заполнена вся Хай-стрит. Одни, поднимая брызги, ехали по лужам на велосипедах, другие шумными компаниями шли пешком. Всюду виднелись черные мантии и длинные полосатые шарфы. Казалось, все разговаривают друг с другом и громко приветствуют знакомых, идущих по другой стороне улицы. Макс был тут как дома, ему то и дело кто-то махал. И Анна подумала, что это, должно быть, замечательно – чувствовать свою принадлежность к здешней жизни.
Макс часто указывал на какие-нибудь достопримечательности, отвлекаясь от сиюминутной суеты: старое здание, остатки древней стены, уединенное местечко (здесь несколько столетий назад прогуливался кто-нибудь знаменитый, а здесь кто-то написал стихотворение). Серые камни строений – такого же цвета, как и небо, – казалось, существовали всегда.
В дверях чайной Макса остановили двое молодых людей в мантиях.
– Объявился наконец-то! – воскликнул один. – Да еще и в компании незнакомки!
– Незнакомка в алом! – тут же прибавил второй, указывая на пальто Анны.
– Не глупи, – парировал Макс. – Это моя сестра Анна. А это – Джордж и Билл. Нам предстоит обедать в их компании.
Анна вспомнила, что уже слышала о Джордже: он учился вместе с Максом в школе. Джордж был на целую голову выше нее, поэтому ей пришлось задрать голову, чтобы его рассмотреть. Билл был пониже, с обычным, приятным лицом. Все четверо протиснулись сквозь набитую людьми чайную к столику в дальнем углу. Когда они уселись, Анна наконец получила возможность рассмотреть Джорджа: у него было веселое и обаятельное лицо, и казалось, что он все время чему-то удивляется.
– Неужели ты и правда его сестра? – спрашивал Джордж. – Я думаю, уж если и быть чьей-нибудь сестрой, то можно найти себе кого-нибудь получше, чем старина Макс!
– Он, распутный, не носит галоши…
– Он в ботинках на толстой подошве…
– Его уши – торчком, его пальцы – крючком…
– А глаза – как огромные плошки! – триумфально закончил Джордж.
Анна смутилась. Они все это сочинили? Или это цитата из какого-нибудь английского стихотворения, которое известно всем, кроме нее?
Джордж наклонился к Анне:
– Ну правда, Анна – я ведь могу тебя так называть, – неужели нельзя было взять себе в братья кого-нибудь более подходящего?
Она попыталась что-то сказать:
– Я думаю… – а что она, собственно, думает? – Я думаю, Макс очень хороший, – сказала наконец Анна и, как обычно, покраснела.
– Великодушно! – заметил Джордж.
– И мило, – отметил Билл. – Не правда ли, мило, Джордж?
– О да! Безусловно мило.
Они сменили тему, и Анна вдруг обнаружила: единственное, что от нее требуется, это смеяться. Ей стало легко. Они ели тосты с печеной фасолью, а потом пили крепкий чай с пончиками. Билл попробовал выпросить у официантки дополнительную ложку сахара, но та ему отказала.
– Идет война, вы не в курсе? – спросила официантка.
Билл притворился, что удивлен, и воскликнул:
