– Вы правы, миссис Бендинкс. Ах, как вы правы.
– Но вот что Полли знает. Когда ее бизнес в прошлом году собирался всплыть кверху брюхом – вскоре после того, как муж сбежал, бросив ее с их общим младенцем, – без сомнения, унюхал какую-то в державе шведской гниль, – она обратилась к своему бывшему любовнику.
– Какая наглость!
– Это было в январе прошлого года. Полли сказала, что у нее было что-то вроде нервного срыва. Может, так, а может, и нет. Но она преследовала его семейство звонками – даже среди ночи, и тому подобное. И вот он взял в банке кучу денег, не сказав ни слова своей законной жене. Под залог семейного дома.
– Так жалко бедную миссис Тейлор, просто сердце разрывается, верно?
– Еще бы! Она-то совсем ничегошеньки не знала, пока не заглянула в выписки с банковского счета. Какой кошмар – вдруг таким способом обнаружить, что твой дом заложен! Можете себе представить это ощущение, что тебя обманули? Предали? Забавно, что эта галерея в Челтнеме, где работает Хелена, имеет бешеный успех: очереди стоят вокруг квартала, журнал «Дом и усадьба» собирается публиковать про них статью в следующем выпуске.
– Я считаю, она вела себя не лучше обыкновенной шлюхи… – пропыхтела миссис Ридд.
Увидев меня, миссис Ридд стала похожа на рыбу фугу. Я положил «Смэш-хитс» на место и подошел к прилавку. В последнее время мне очень часто приходится вести себя так, как будто ничего не случилось, и я отлично напрактиковался.
– Здравствуй! Джейсон, верно? – Гвендолин Бендинкс врубила улыбку на полную мощность. – Ты, конечно, не вспомнишь бедную сморщенную старушку, но мы познакомились в доме священника прошлым летом.
– Я вас помню.
– О, я уверена, ты это всем девушкам говоришь! – (У миссис Ридд хватило совести хотя бы смутиться.) – Сегодня обещают большой снегопад. Ты рад, конечно? Можно кататься на санках, строить снежные крепости и играть в снежки.
– Как дела, миленький? – Миссис Ридд вертела в руках пистолет, которым клеят цену на товар. – Вы ведь сегодня уезжаете?
– Да, грузчики сейчас выносят все тяжелое. Мама, сестра, Кейт Элфрик и мамина начальница упаковывают последнюю мелочь, а меня отправили… – Вешатель перехватил «попрощаться».
– Сказать «оревуар» Лужку Черного Лебедя? – встряла Гвендолин Бендинкс с понимающей улыбкой. – Но ведь ты скоро приедешь в гости, конечно же? Челтнем – не край земли.
– Наверно.
– Ты очень мужественно держишься, – она сложила руки, словно поймала в них кузнечика, – но я хочу сказать тебе, что, если Фрэнсис – то есть священник – и я можем чем-то помочь, хоть чем-нибудь, наша дверь всегда открыта. Ты передашь маме?
– Хорошо. – Я знаю отличный колодец, где вы все можете утопиться. – Обязательно.
– Привет, Блю. – Мистер Ридд вышел из подсобки. – Что будешь брать?
– Четверть фунта «Ревеневых со сливками», пожалуйста. И четверть фунта засахаренного имбиря. – У меня от засахаренного имбиря потеют десны, но мама его обожает. – Пожалуйста.
– Минуту. – Мистер Ридд полез на верхнюю полку.
– Челтнем – прелестный город. – Это Гвендолин Бендинкс снова вонзила в меня когти. – В этих старых курортных городках очаровательная атмосфера. А что, большой дом сняла твоя мама?
– Я еще не видел.
– А папа обоснуется в Оксфорде?
Я кивнул.
– Я слышала, ему пока не везет с новой работой?
Я помотал головой.
– Компании только начинают раскачиваться после рождественских каникул, вот почему. Но все же Оксфорд не край земли. Скоро поедете навестить папу, да?
– Мы… еще не говорили об этом.
– Решать проблемы по мере их возникновения! Очень мудро. Но ты, наверно, ждешь не дождешься, чтобы пойти в новую школу! Я всегда говорю: каждый незнакомец – это друг, которого ты еще не встретил.
Фигня. Я никогда не встречал йоркширского потрошителя, но сомневаюсь, что он оказался бы другом.
– Так ваш дом на Кингфишер-Медоуз уже выставлен на продажу?
– Наверно, скоро будет.
– Я потому спрашиваю, что дом священника переехал в бунгало на Аптон-роуд, но это лишь временно. Скажи маме, пусть ее агент звякнет Фрэнсису, прежде чем публиковать объявления. Твоя мама сама предпочтет иметь дело с друзьями, чем с какими-нибудь посторонними, которых видит первый раз в жизни. Помнишь этих ужасных типов, Кроммелинков, которые втерлись к нам в доверие? Так ты ей скажешь? Обещаешь, Джейсон? Честное скаутское?
– Скажу. Обещаю. – Лет так через сорок. – Честное скаутское.
– Держи, Блю, – сказал мистер Ридд, закручивая пакетики.
– Спасибо… – Я полез в карман за деньгами.
– Нет-нет. Сегодня за счет заведения. – Лицо мистера Ридда – распухший ужас, но лицо и то, как оно выглядит, – совсем разные вещи. – Прощальный подарок.
– Спасибо.
– Подумать только! – пропела Гвендолин Бендинкс.
– Да, подумать только, – безо всякого выражения произнесла миссис Ридд.
– Лучший британский товар! – Мистер Ридд сунул пакетики мне в руку и загнул мои пальцы. – И большое тебе спасибо.
Лужок Черного Лебедя весь вымер, потому что по телевизору показывали «Лунного гонщика». Говорят, Роджер Мур больше не будет сниматься в фильмах про Джеймса Бонда, этот последний. Наш телевизор – где-то в недрах грузовика. Я бы пошел к Дину, как обычно, но он и его папа ушли пешком в Уайт-Ливд-Оук навестить бабушку. Это в сторону Чейз-Энд. Ноги сами принесли меня к лесному озеру. Очень мило было со стороны мистера Ридда не взять с меня денег за карамельки, но сегодня «Ревеневые» были на вкус как кислота и стекло. Я выплюнул конфету.
Зимний лес очень хрупок.
Мысль порхает с ветки на ветку.
Вчера папа приезжал забрать остатки своих вещей. Мама сложила их в черные мусорные мешки в гараже – чемоданы нужны были ей самой. Она и Джулия были в Челтнеме, в галерее. Я сидел на кофре для вещей и смотрел «Счастливые дни» по своему портативному телевизору. (Пока Хьюго не сказал мне, что действие «Счастливых дней» происходит в пятидесятых годах, я думал, это про современную Америку.) Послышался шум незнакомого двигателя. Через окно гостиной я увидел небесно-голубой «фольксваген-джетту». С пассажирского места вылез папа.
Я не видел папу с той ночи, когда поцеловался с Холли Деблин. Когда он сказал мне, что они с мамой разводятся. Целых две недели назад. Я вроде как поговорил с ним по телефону от тети Алисы, но это было ужасно, ужасно, ужасно. Что я мог ему сказать? «Спасибо за „Супернабор Меккано“ и пластинку Жан-Мишеля Жарра»? (Я именно это и сказал.) Папа и мама друг с другом не разговаривали, и мама потом не спросила меня, что сказал папа.
