Струг, струг, струг.
– Это лошади из школы верховой езды – этот взял их на постой, пока там ремонт. Еще вопросы есть?
Да, каких-нибудь штук пятьсот.
– А что это ты делаешь?
– Стрелу.
– Смысл?
– Для лука.
– А смысл? Зачем тебе лук и стрела?
– Смысл-смысл-сссмысссл!
(На протяжении жуткой секунды я думал, что она издевается над моим запинанием, но потом решил, что ее раздражение – более общего характера.)
– Не много ли у тебя вопросов, Тейлор? Стрела и лук мне для того, чтобы охотиться на мальчишек. Я их убиваю. Мир без них становится лучше. Знаешь, из чего сделаны мальчики? Из вонючей слизи – надавишь, и брызнет.
– Ну спасибо.
– На здоровье.
– А дай посмотреть нож?
Дон Мэдден швырнула нож прямо в меня. Только по чистой удаче он попал мне в ребра рукояткой, а не острием.
– Мэдден!
«Что такое?» – спросила она взглядом. Глаза у нее цвета темного меда.
– Ты меня чуть не проткнула!
Глаза у нее цвета темного меда.
– Ой, бедненький Тейлор.
Лязгающий трактор доехал до нас и начал медленно разворачиваться. Отчим Дон Мэдден прямо-таки излучал ненависть в мою сторону. Ржавая земля струилась с лопаток плуга.
Дон Мэдден взглянула на трактор и заговорила тупым деревенским голосом:
– Я не погляжу, родная дочь или нет, но ты, барышня, в этом доме будешь вести себя уважительно, а то вылетишь у меня в три счета, пинком под жопу, и не думай, что я это просто так говорю, потому как я что говорю, то и делаю!
Ручка ножа была теплой и липкой от ее пальцев. Лезвие такое острое, что может и руку отрубить.
– Хороший нож.
– Ты голодный? – спросила Дон Мэдден.
– Смотря что у тебя есть.
– Привередливый какой. – Дон Мэдден достала бумажный пакет и принялась выколупывать из него раздавленную булочку с вареньем. – От этого небось не станешь морду воротить?
Она оторвала кусок булки и помахала передо мной.
Я на четвереньках подполз поближе по капоту. Не потому, что хотел изображать собаку, а из осторожности – вдруг она решит смахнуть меня в крапиву. С Дон Мэдден никогда заранее не скажешь. Она подалась ко мне, и я увидел бугорки сосков. Она без лифчика. Я потянулся к ней рукой.
– Лапы убрать! Зубами, песик!
Так она меня и кормила. Со стрелы в рот.
Лимонная глазурь, коричное тесто, острая сладость изюмин.
Сама Дон Мэдден тоже ела. Я видел жвачку мякиша у нее на языке.
Отсюда было видно, что на кресте – тощий Иисус. Наверно, согревается теплом ее тела. Везунчик. Булочки хватило ненадолго. Дон Мэдден аккуратно насадила на стрелу вишню. Я аккуратно снял вишню зубами.
Солнце зашло за облако.
– Тейлор! – Дон Мэдден в ярости разглядывала острие стрелы. – Ты украл мою вишенку!
Вишня застряла у меня в горле.
– Ты… сама мне дала.
– Ты украл мою вишенку и теперь за это заплатишь!
– Дон, ты…
– С каких пор тебе разрешено звать меня Дон!
Что это – та же игра, другая или вообще не игра?
Она кольнула мне кадык стрелой. Наклонилась так близко, что я ощущал ее сладкое дыхание.
– Я что, по-твоему, шучу, а, Тейлор?
Стрела была по правде острая. Наверно, я мог бы ее отбить в сторону, прежде чем Дон Мэдден проколет мне горло. Наверно. Но все было не так просто. Начать с того, что у меня был стояк размером с добермана.
– Кто хапает чужие булки, должен за это расплатиться. Таков закон.
– У меня нет денег.
– Тогда думай, Тейлор, думай хорошенько. Как еще ты можешь мне заплатить?
– Я… – Ямочка на щеке. Бороздка над верхней губой бархатная от крохотных волосков. Губы – лепестки. Улыбка, похожая на крючок. Два отраженных меня глядят из глаз капризной газели. – Я… у меня в кармане есть пачка фруктовых леденцов. Но они все склеились. Тебе придется их разбивать камнем.
Чары развеялись. Стрела перестала упираться мне в горло.
Дон Мэдден, заскучав, полезла обратно на сиденье трактора.
– Что такое?
Она ответила взглядом, полным такого отвращения, словно я превратился в пару штанов клеш на вешалке для уцененного товара на рынке в Тьюксбери.
О, как я хотел, чтобы стрела вернулась на место.
– Чего ты?
Дон Мэдден всунула пластинку мятной жвачки меж дивных губ.
– Я считаю до двадцати. Если к этому времени ты не уберешься с нашей земли, я скажу отчиму, что ты меня лапал. А если не уберешься к тому времени, как я досчитаю до тридцати, я скажу, что ты меня трогал. – Ее язык словно облизал последнее слово. – Разрази меня гром, если не скажу.
– Но я до тебя даже не дотронулся!
– Мой отчим держит ружье на кухне. Ему ничего не стоит перепутать тебя с масеньким пуфыфтым зайчиком. Раз… Два… Три…
Верховая тропа забрела в бывший фруктовый сад. Колкий чертополох и пышная трава выросли мне по пояс, так что приходилось не столько идти, сколько пробираться вброд. Дон Мэдден не шла у меня из головы. Я ничего не понимал. Наверно, я ей в каком-то смысле нравлюсь. Она не отдала бы свою единственную булку первому попавшемуся мальчишке. А уж Дон Мэдден мне точно нравилась, тут сомнений не было. Но когда девочка тебе нравится, это опасно. Не то чтобы опасно, но, во всяком случае, непросто. И да, может быть опасно. Поначалу в школе задразнят до смерти. «У-у-у, жених и невеста!» – кричат они, если увидят, что кто-то держится за руки в коридоре. А потом, когда вы официально станете парой, наподобие Ли Биггса и Мишель Тирли, придется терпеть, что ее подружки изрисуют все тетради вашими инициалами и словами «любовь навеки» в сердце, пронзенном стрелой. И учителя тоже не прочь поучаствовать. Когда мы в прошлой четверти проходили гермафродитное размножение у червей, мистер Уитлок назвал одного червяка «Червяк Ли», а другого – «Червяк Мишель». Мальчики решили, что это забавно, а девочки просто выли от смеха, как зрители телесериала «Счастливые дни». Кроме самой Мишель Тирли, которая побагровела, как свекла, закрыла лицо руками и разрыдалась. Но мистер Уитлок и за это по ней проехался как следует.
Между мной и Дон Мэдден – пропасть. Кингфишер-Медоуз – самый мажорский район в Лужке Черного Лебедя, по мнению большинства ребят. А дом отчима Дон Мэдден – полная противоположность. Я в 2КМ, лучшем классе школы. Дон Мэдден – в 2ЛП, втором от конца. Такую пропасть нелегко игнорировать. Существуют законы.
