– Тихо ты. – Невидимая женщина сидела на скамье в пяти футах от меня. – Ах ты, маленькая хулиганка!
– Ах ты, лапочка моя, опять брыкается, да, милая? – сказала ее невидимая собеседница.
Трудно было поверить, что они меня не услышали.
– Ой-ой… – Тяжелое дыхание. – Она обрадовалась, услышав твой голос, мамочка. Вот, потрогай…
Между трельяжем для роз и задней стеной был проход – достаточно широкий для меня, но слишком шипастый. Я в него не пролезу.
– Ты тоже скакала как заводная, – сказала невидимка постарше; я понял, что это мамка Подгузника. – Просто колесом ходила и каратэ на мне отрабатывала. Мерв всегда был поспокойней, правду сказать, даже до того, как вышел.
– Ну уж я только обрадуюсь, когда эта барышня наконец соизволит выйти. Уж до того мне надоело ходить как кит на двух ногах.
(О боже! Беременная женщина. Уж это-то про них все знают: если их напугать, ребенок родится прежде времени. Тогда он выйдет дебилом, как Подгузник, а виноват буду я.)
– Так ты по-прежнему уверена, что это девочка?
– Элинор из бухгалтерии, знаешь ее, она проверяла. Подвесила мое обручальное кольцо на прядь моих волос у меня над ладонью. Если качается туда-сюда, то ребенок – мальчик. А у меня оно все петлями ходило, значит – девочка.
– Да неужели эту примету еще помнят?
– Элинор говорит, что ни разу не ошиблась.
(Я глянул на свои «Касио» – мое время почти истекло.)
Игра в «Твистер» переросла в куча-мала из тел и извивающихся рук и ног.
– Ты глянь только на этих хулиганов! – с нежностью сказала мамка Подгузника.
– Бен очень расстроился, что его приятель, ну тот, который на складе работает, отказал. Насчет Мерва, я имею в виду, когда он школу кончит.
– Что ж делать, милая. Спасибо Бену, что побеспокоился.
(«Время!» – пульсировали мои часы. «Время!» Я слишком много думаю о других, это моя беда. Весь смысл «призраков» в том, чтобы быть крутым – таким крутым, что чужие беды тебя не волнуют.)
– Я вот беспокоюсь за Мерва. Особенно думаю про то время, когда… ну, когда нас с Биллом уже не будет.
– Мама! Не выдумывай, что ты такое говоришь?
– Но Мерв-то не может думать о своем будущем, верно? Он даже про послезавтра подумать не в состоянии.
– Но у него есть мы с Беном, если уж на то пошло.
– У тебя своих скоро будет трое, верно? И без Мерва есть за кем смотреть. А он растет, и с ним все трудней справляться, а не легче. Билл тебе рассказывал? Он однажды застукал Мерва в спальне с этим журнальчиком, с «Пентхаузом». Голые бабы и все такое. Дорос уже.
– Ну, мама, это же естественно. Все мальчики так делают.
– Я знаю, Джекки, но то обычные мальчики. У них есть русло для выхода этого всего. Гуляют с девочками и всякое такое. Я люблю Мерва, но ты же сама понимаешь – какая девушка с ним пойдет? Как он будет содержать семью? Он ни рыба ни мясо, понимаешь? Не настолько инвалид, чтоб получать пособие и все прочее, но, чтоб таскать ящики на складе, у него винтиков не хватает.
– Бен сказал – это только потому, что они сейчас не нанимают. Рецессия и все такое.
– Самое печальное, что Мерв гораздо умней, чем прикидывается. Ему просто удобно строить из себя деревенского дурачка, потому что все другие ребята от него только этого и ждут.
Лунно-серая кошка перебежала газон. Еще несколько секунд – и начнут бить часы на церкви.
– Бен говорит, что на фабрику свиных шкварок в Аптоне берут кого угодно. Они даже Джайлса Ноука взяли, даже после того, как его старика упрятали.
(Вот об этом я никогда не задумывался. Подгузник – такой, какой есть, всеобщее посмешище. А если подумать, что будет с ним в двадцать лет? В тридцать? А если подумать, что делает для него мать – каждый божий день. Пятидесятилетний Подгузник. Семидесятилетний. Что с ним будет? Тут уже совсем ничего смешного нет.)
– Может, на фабрику его и возьмут, милая, но это не меняет…
– Джекки? – крикнул в распахнутую стеклянную дверь молодой отец. – Джекс!
Я протиснулся между трельяжем и стеной.
– Что такое, Бен? Мы тут, на скамейке!
Розы, шипастые, как орки, впивались мне зубами в лицо и грудь.
– Венди с тобой? Мерв опять перевозбудился. И опять с ним кое-что приключилось.
– Целых десять минут, – пробормотала мама Подгузника. – Мировой рекорд. Иду, Бен! Иду!
Она встала.
Когда мама Подгузника и его беременная сестра прошли полдороги до дома, часы Святого Гавриила пробили первый удар из девяти. Я рванулся к стене и взлетел на компостную кучу. Вместо того чтобы спружинить и подбросить, куча меня поглотила – я провалился по пояс в гниющую кашу. Бывает такой кошмарный сон, в котором сама земля обращается против тебя.
Часы ударили второй раз.
Я выбрался из компостной кучи, перелез через последнюю стену, поболтался в воздухе, как в чистилище, пока часы били третий раз, и грохнулся на дорожку, идущую вдоль боковой стены лавки мистера Ридда. Потом, в мокрых и пропитанных компостом штанах, рванул через перекресток и выполнил норматив «призрака» с запасом – не в две минуты, а в два удара часов.
Я плюхнулся на колени у подножия дуба – дыхание царапало легкие, как ржавая пила. Я даже не мог выбрать шипы из носков. Но в этот миг, в этом месте я был счастлив, как никогда. Я не мог припомнить более счастливой минуты за всю свою жизнь.
– Сын мой, – Гилберт Свинъярд хлопнул меня по спине, – ты истинный «призрак»! Плоть от кости!
– У нас еще никто не прибегал настолько впритык! – Грант Бёрч по-гоблински захихикал. – С запасом всего три секунды!
Пит Редмарли сидел скрестив ноги и курил.
– Я думал, ты сошел с дистанции.
Пита Редмарли ничем нельзя шокировать, и у него уже почти приличные усы. Он никогда не говорил мне прямым текстом, что считает меня педиком и снобом, но я знаю, что думает он именно это.
– Значит, неправильно думал, – сказал Гилберт Свинъярд. (Вот зачем нужно быть в «призраках» – чтобы такой парень, как Гилберт Свинъярд, за тебя заступался!) – Боже, Тейлор! Что с твоими штанами?
– Наступил… – я все еще хватал ртом воздух, – в сраный пруд Артура Ившема…
Тут заухмылялся даже Пит Редмарли.
– Потом… – я тоже заржал, – свалился в Подгузникову компостную кучу…
Неторопливо подбежал Плуто Ноук:
– Ну что, уложился он?
– Ага, – сказал Гилберт Свинъярд, – едва-едва.
– Еще пара секунд, и опоздал бы, – добавил Грант Бёрч.
– Там… – я машинально хотел отсалютовать Плуто Ноуку и едва успел остановиться, – там во дворах полно людей.
