— Она знает больше любого врача. — И мадам дю Плесси объяснила мне путь к мадам Онорине, которая жила вблизи церкви Святой Женевьевы, покровительницы Парижа, имела представительный бюргерский дом.
На мой стук дверь открыла хорошенькая служанка. Она взяла мою рекомендацию и попросила подождать, пока передаст письмо мадам.
Вскоре меня приняла пожилая дама. Сначала она поинтересовалась, как чувствует себя моя госпожа, потом захотела знать, когда у меня в последний раз были мои дни и когда точно «это» могло произойти. После она осмотрела мои груди и обследовала живот на сверкающей чистотой кушетке в прилично меблированной комнате с чистым полом и белеными стенами.
Я почувствовала полное доверие к этой женщине, которая, прежде чем заняться мною, долго мыла и без того чистые руки в миске с раствором щелока,
[17] а потом вытерла их белым чистейшим полотенцем.
— Чистота очень важна, — пояснила она, — иначе можно получить лихорадку и заражение крови, а этого нам совершенно не нужно.
Она осторожно просунула палец мне во влагалище и ощупала матку.
— К сожалению, закона чистоты не придерживаются даже господа доктора. Они смеются над этим, как будто вымыть руки — позор. Я считаю, что из-за этого они многих женщин при родах доводят до смерти.
Я с дрожью и отвращением вспомнила тетушку Эрнестину.
Затем она объяснила мне, как будет действовать, и достала из ящика мешочек из тонкого, как паутина, шелка.
— Этот мешочек я заполняю пастой из трав и ввожу внутрь. Состав меняется в зависимости от срока беременности. Если он маленький, то обычно достаточно смеси из руты, копытня, водяной душицы и аврана, да еще немного белого ясенца. Если беременность наступила давно, я готовлю смесь из растертых листьев можжевельника с капелькой спорыньи, добавляю немножко горца змеиного и маленькую порцию белокрыльника с медом.
Мадам Онорина накрыла меня белой простыней и предложила мне стакан лимонада, прежде чем принялась готовить мне мешочек.
— Часто женщины приходят ко мне лишь тогда, когда сами или какая-нибудь неопытная личность уже пошуровала там острым предметом — самое плохое, что только можно сделать, потому что это приводит к внутренним повреждениям. В этом случае в мешочек добавляются еще ромашка и ноготки для скорейшего заживления ран. Кроме того, я еще всегда кладу немного белладонны против болей при выходе плода. Схватки, которые выталкивают плод, почти так же болезненны, как и при обычных родах.
— Сколько длится все лечение? — спросила я.
— После введения мешочка вам придется полежать здесь несколько часов. Тем временем можете почитать роман, мадемуазель. У меня для этой цели тут есть несколько — развлекательное чтиво, прогоняющее мрачные мысли. Часа через три-четыре придут первые схватки. Сначала нерегулярные, потом через равные, все более короткие промежутки времени и, наконец, наступят настоящие, и тогда вскоре все будет закончено. Я дам вам тогда снотворное, вы переночуете у меня, а завтра для вас начнется другая жизнь.
Так все и случилось. После выхода последа мадам Онорина тщательно вымыла меня, дала мне указания, как себя вести «в плане гигиены», и, выпив бокал красного вина для восстановления сил, я поехала в наемном экипаже назад к мадам дю Плесси.
Я чувствовала себя превосходно. Все прошло так гладко, что мне не пришлось принять любезное предложение мадам Онорины переночевать в ее доме.
— Как вы себя чувствуете, мое бедное дитя? — озабоченно осведомилась мадам дю Плесси. — Вы выглядите довольно бледной.
— Я чувствую себя очень хорошо, мадам, только немного устала. Но мне станет лучше, если мадам снова станет обращаться ко мне на ты, как раньше.
Этим вечером, когда я лежала в своей постели, я снова после долгого перерыва помолилась. Это была молитва благодарности; мадам Онорина являлась божьим даром для всех женщин, попавших в беду.
Глава девятнадцатая
Идея «просвещения» принесла свои плоды. Даже низшие слои общества между тем стали чувствительно реагировать на то, что дворяне и клир
[18] относятся к ним как к низшим существам. Высокие господа в целом пренебрегали своими слугами, в присутствии которых они совсем не стеснялись. Они обнажались перед ними, портили воздух, справляли нужду, даже совокуплялись.
Сопротивление против такого пренебрежительного отношения пробуждалось очень робко. Но гнев населения против неспособности власти Франции контролировать расходы постепенно рос.
При дворе, напротив, не обращали внимания на настроения в народе. Намного важнее было следовать новым тенденциям в моде. Король снова занялся своей любимой охотой и слесарным делом — к правлению у него не было настроения — а королева предалась глупым развлечениям в окружении льстецов и прихлебателей.
Мария-Антуанетта смеялась над письмом из Вены:
— Дамы, императрица сообщила мне, что она сомневается в моем разуме; в моей голове будто бы слишком много ненужного мусора.
Придворные дамы притворно возражали.
Людовик наконец набрался мужества и согласился на давно необходимую операцию. Памфлеты об огромном количестве любовников его супруги, ходившие при дворе, нельзя уже было не замечать.
Фаворитом все еще считался ее шурин граф Карл Артуа, настоящий ловелас, который охотно ей подыгрывал. Тут был еще и граф Валентин Эстерхази, венгерский офицер из состоятельной семьи, с гордостью утверждавшей, что среди их предков был и король гуннов Аттила.
Королева была неравнодушна к красивым мужчинам — тем более ее муж относился к другому сорту. Она оплачивала гигантские карточные долги Эстерхази и помогла красавцу купить себе чин.
Следующим любовником королевы называли герцога де Лозена. Он был хитрой лисой, к тому же довольно надменным, у него имелся неисчерпаемый запас пикантных историй. Герцог совершенно беззастенчиво ухаживал за королевой, но Мария-Антуанетта открыто отклонила его ухаживания.
— Месье, вы бесстыдный, наглый и самонадеянный тип, — слышали дамы, как она отчитывала его, но в другой раз она не могла устоять против его очарования и смеялась над его скользкими анекдотами. Он умел развлекать общество на протяжении всего вечера своими занимательными рассказами, иначе жизнь при дворе была бы невыразимо пустой.
Швейцарский барон Виктор Безенваль, хотя ему и было уже пятьдесят три года, был мужчина очень видный. Он являлся подполковником швейцарской гвардии, подлизывался к королеве, делая ей смелые комплименты. Но мадам дю Плесси была твердо уверена в том, что Мария-Антуанетта отказала и ему.
Следующим почитателем стал довольно образованный граф Адемар. Хотя он и играл с королевой на арфе, до более интимных игр дело не доходило.
