Граф Калиостро тоже уже успел побывать в тюрьме. Этим королева настроила против себя всех вольных каменщиков и членов масонских лож, ведь маг был одним из них.
— Памфлетов, в которых оскорбляют королеву, настолько много, что все их прочитать невозможно. В них Мария-Антуанетта изображается как злобная и лживая расточительница, которая пытается уничтожить кардинала, отвлекая внимание от своего собственного позорного поступка, — рассказывала мне подавленная мадам Франсина. Я и сама уже давно видела анонимные оскорбления и карикатуры, изображавшие королеву как увешанного украшениями монстра.
Уже давно процесс велся не за королеву, а против нее. Со всей страны в Париж на процесс съезжались многочисленные наблюдатели.
По настоянию кардинала в Бастилии находилась и графиня, но ее мужу удалось сбежать в Лондон. Это было очень плохо, потому что таким образом отсутствовала самая важная улика.
Де ла Мотт-Валуа отрицала свою вину; при этом она действовала так ловко, что слышались тихие, но уверенные разговоры: а может, украшение все-таки у королевы?
Жанна де ла Мотт теперь нахально обвиняла в краже драгоценности Калиостро, до тех пор, пока он не смог убедительно доказать свою невиновность.
Нашли также и остальных соучастников этого мошенничества: секретаря Рето, а также маленькую шляпницу. Их показания постепенно помогли внести ясность в это темное дело.
— Странно, как имя может оставаться неприкасаемым. — Моя госпожа была расстроена. — Никто не произносит его вслух. И все-таки оно постоянно на слуху, я имею в виду имя королевы.
— Разве это происходит не в знак почтения и во благо ее величества? — наивно спросила я.
— Совсем наоборот. Из-за этого слухи, будто существует негласное соглашение щадить королеву, падают на плодородную почву. Поговаривают, кардинал, как кавалер, хочет взять вину на себя.
Потом стало известно, что вскоре после своего ареста кардинал позаботился о том, чтобы письма «королевы» его капеллан немедленно уничтожил. Все тут же задались вопросом, а были ли это действительно фальшивки.
31 мая 1786 года был оглашен приговор. Двадцатью шестью голосами против двадцати двух Луи де Роган был «без всякого упрека» оправдан, как и маг Калиостро и маленькая шляпница, которая вообще ничего не поняла. Секретаря и любовника графини выслали из страны.
Хуже всего пришлось Жанне де ла Мотт-Валуа. Ей не помогло и ее королевское происхождение; судьи признали ее бессовестной мошенницей. Они приговорили ее к пожизненному заключению в тюрьме Сальпетриер.
Это здание, бывшее при Людовике XIII пороховым складом, на протяжении многих лет служило разным целям, в нем была тюрьма для женщин-преступниц, состарившихся шлюх и убежищем для попрошаек, а некоторое время — богадельня.
К тому же графиню палач должен был выпороть розгами, количество ударов я уже не помню; а еще ей хотели нанести раскаленным железом клеймо на правое плечо.
Когда толпа перед зданием суда услышала об оправдании кардинала, она пришла в восторг. Этот приговор был как бы моральной пощечиной нелюбимой королеве.
— Пощечиной? — горько спросила мадам дю Плесси. — Это не просто пощечина, это такой удар, от которого королева вряд ли оправится.
Никому не было дела до того, что в пользу кардинала насчитали всего на четыре голоса больше, а против было целых двадцать два. Толпа приветствовала судей как героев, тысячи людей сопровождали кардинала как почетный эскорт.
— Почему народ с таким энтузиазмом приветствует этого человека? Что такого великого совершил он для Франции? — ошеломленно спросила я у моей госпожи, когда мы узнали из газет, какими бурными овациями встретила его толпа. Мадам Франсина покачала головой.
— Ничего, дорогая, — раздраженно сказала она. — Но его оправдание сильно подорвало репутацию королевы, вот за это массы и любят его.
— Я раздавлена этой несправедливостью и неуважением ко мне, — жаловалась королева месье де Мерси. Тот писал своему императору в Вену:
«Инстинктивно королева поняла, что оправдание кардинала означает для нее поражение, от которого невозможно оправиться».
Разговаривая с моей госпожой, королева плакала.
— Этот суд, который, по всей видимости, должен служить справедливости и закону, обесчестил и унизил меня.
Трагедия была в том, что кардинал на самом деле был невинной пешкой в игре де ла Мотт и справедливо не был наказан.
Глава тридцать вторая
И графа Калиостро тоже оправдали. Когда графа выпустили из Бастилии, его приверженцы пронесли его в триумфальном шествии по улицам и десятки тысяч людей следовали за ними.
Правительство опасалось волнений и потребовало от мага покинуть город и страну в течение восьми дней. Много позже я узнала, что Калиостро был арестован в 1789 году в Риме и помещен до конца своей жизни в темницу замка Сан-Лео
[31] под Монтефельтро в Италии.
Одним прохладным утром в пять часов не менее четырнадцати помощников палача были заняты тем, чтобы доставить мадам де ла Мотт-Валуа из ее камеры к лестнице дворца правосудия.
Графиня бушевала. Она визжала и бесновалась, поносила Бога, короля и его супругу, проклинала кардинала де Рогана, парламент и судей. Кучер мадам Франсины, который в этот день рано выезжал из городского дворца графини в направлении Версаля, возбужденно рассказал нам об этом.
Женщина пинала мужчин, била по лицу и плевалась, даже пыталась их укусить. Юноши были крепкие, но справиться с ней не могли — такая сила взялась вдруг у хрупкой женщины.
Когда палач хотел поставить ей клеймо, она сопротивлялась, как фурия. Хотя ее держали четверо мужчин, ей каким-то образом удалось пошевелиться, и раскаленное железо внезапно оказалось на ее левой груди. Обезумев от боли, она набросилась на палача и впилась зубами в его руку. Но потом женщина упала в благословенный обморок.
Ее, лежавшую без сознания, в повозке отвезли в Сальпетриер, где ей придется провести остаток дней в сером льняном балахоне и тяжелых деревянных башмаках на воде и хлебе. Тяжелейший удар для отпрыска королевского дома Валуа.
— Должна признать, ничего удивительного, если вспомнить ее родительский дом, — сказала мадам Кампан.
