Глава шестьдесят четвертая
Дворы Версаля заполнили демонстранты, выкрикивающие угрозы в адрес короля и королевы и во всю глотку требующие отмены дворянства.
Мы казались себе заключенными, так как провозглашенные права человека, по всей видимости, касались всех граждан, но только не жителей Версаля.
Частная жизнь была невозможна, даже письма перехватывали, вскрывали и нагло читали, прежде чем они попадали к своему адресату, если вообще попадали.
Мария-Антуанетта к этому времени была удручена, но не совсем утратила присутствие духа.
— Верьте, — говорила она немногим оставшимся при ней придворным дамам, — несчастье не лишило меня сил. Мы должны надеяться на то, что в один прекрасный день во Франции снова наступит мир.
30 августа был праздник святого Людовика, и по старинному обычаю из столицы прибыла большая делегация, чтобы передать пожелания счастья монарху и его супруге.
Месье Сильвен Байи, мэр Парижа, шагал во главе, за ним следовал генерал Лафайет со своим штабом. Группа рыночных торговок хотела передать Людовику XVI огромный букет цветов.
Мария-Антуанетта стояла в роскошном платье вся увешанная драгоценностями, у нее была великолепная прическа.
Такая расфуфыренная она ждала парижскую делегацию, но, учитывая напряженное политическое положение, это было не очень умно.
— Королева выглядит как олицетворение всех карикатур, которые про нее ходят, — шепнула мне мадам Франсина. Король поступил более дипломатично. Костюм на нем был подчеркнуто скромный, а на лацкан он прицепил трехцветную кокарду революции. Он выглядел бодрым и спокойным, тогда как его жена стояла с мрачным лицом.
Звучным голосом привратник несколько театрально выкрикнул:
— Город Париж!
Королева ожидала, что месье Байи почтительно преклонит колено, как это было принято. Но на этот раз ритуал изменился. Мэр Парижа только низко поклонился королю и его супруге.
Соответственно и благодарности от Марии-Антуанетты не последовало. Она будто окаменела.
Месье Байи произнес короткое безукоризненное обращение. Он говорил о верности и любви к королю, упомянул он также и о страхах и нуждах народа. По Марии-Антуанетте было заметно, что она разгневанно ждет, когда мэр закончит свою речь.
Едва Байи замолчал, вперед выступил генерал Лафайет, чтобы представить королеве штабных офицеров Национальной гвардии. Тут она уже не смогла сдержать своего гнева. Вся покраснев, она прервала генерала:
— Благодарю вас, не утруждайте себя лишними словами.
— Она его просто вышибла, эта размалеванная девка, — услышала я, как пробормотала одна из торговок. Теперь королева стала врагом всех офицеров Национальной гвардии, причем навеки. Лихие кавалеры когда-то с радостью бросились бы в огонь за свою красивую королеву, но не теперь.
— Париж теперь подобен бочке с порохом, — сказал Жюльен и попытался убедить меня прекратить прогулки по городу. — Достаточно маленькой искры — и все взлетит на воздух. Одной-единственной подстрекательской статьи или даже простой сплетни достаточно, чтобы разразилась катастрофа.
Но этого я ему обещать не хотела. То, что происходило в эти месяцы и годы, было настолько необычно и возбуждающе, что я не могла торчать в свое свободное время в Версале, играть в карты или беседовать о потустороннем мире с демуазель Элен, которая стал настоящей ханжой.
— Милый мой Жюльен, — сказала я своему любимому, — я не нахожу, что в Версале намного безопаснее.
Ближайшее будущее доказало, к сожалению, мою правоту. В сентябре на Версаль обрушились банды преступников. Как бы странно это ни звучало, в коридорах и на лестницах дворца уже нельзя было не опасаться за свою жизнь.
Когда однажды моя госпожа, ее камердинер Франсуа, державший в руках подсвечник с горящими свечами, и я после ужина спешили к королеве, чтобы обсудить положение королевских детей, на нас напали трое бандитов.
— Давай, гони кошелек, ты, аристократическая свинья. И драгоценности тоже! — закричал жирный парень с черной бородой и нагло преградил нам путь. Не успел он сцепиться с мадам Франсиной и не успели двое других висельников перейти в нападение, как я треснула разбойнику по морде своей дубинкой, которую опять начала носить с собой. Я ударила так сильно, что он взвыл, закрыл лицо руками и рухнул на спину. При этом он выронил свой нож, который хотел направить против мадам Франсины. Я увидела, как сквозь пальцы у него заструилась кровь.
На такое тройка грабителей не рассчитывала. Никогда бы им и в голову не пришло, что изнеженные придворные могут ответить на нападение энергичным сопротивлением.
Второй бандит также катался по земле и вопил, будто его поджаривали. И неудивительно, ведь Франсуа ткнул ему горящими свечами прямо в лицо. Волосы парня мгновенно вспыхнули. Он отчаянно пытался руками сбить пламя; но, казалось, своими беспорядочными движениями он только раздувал огонь.
То, что он уронил кусок проволоки с деревянными ручками на каждом конце, то есть удавку, заставило меня задуматься. Мы имели дело с настоящими хладнокровными убийцами. Тем временем третий из банды грабителей набрался мужества и был готов накинуться с ножом на мадам Франсину, которая, очевидно, показалась ему самой слабой из нас троих. Но мадам дю Плесси, сообразив, что речь идет о жизни и смерти, тоже схватилась за кинжал, который она уже несколько месяцев носила на поясе и лишь в покоях королевской четы прятала в кошель.
Краем глаза я заметила, как Франсуа ударил грабителя тяжелым серебряным подсвечником в правый висок. Нож выпал из рук мужчины, он беззвучно рухнул на левый бок и, падая, перевернулся.
Позже я не могла точно сказать, как это произошло. Но факт тот, что мой собственный кинжал уже торчал у него между ребрами, а я лежала на упавшем. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что парень мертв. Это можно было разглядеть даже в плохо освещенном коридоре. Меня поднял Франсуа. Франсуа и я повернулись к двум другим.
Тот, с горящими волосами, стеная, катался по полу:
— Мои глаза. Мои глаза.
Тогда как другой, тот, которого я ударила своей дубинкой в лицо, пронзительно вопил: «У меня сломан нос». Он кое-как поднялся на ноги — по лицу его текла кровь — и быстро исчез.
— Этому на сегодня хватит, — буркнул Франсуа. Второму бандиту наконец удалось погасить пламя. Но какой ценой. Кожа на ладонях у него лопнула, оттуда текла кровь, как и на обожженной коже головы, с которой теперь свисали обугленные клочья волос и кожи.
Мадам Франсина приставила ему свой кинжал к горлу:
— Вставай, только медленно, бродяга, — приказала она ему и, дрожа от страха, он сделал, как ему велели.
— Проваливай, ты, сволочь! — крикнул Франсуа и на прощание сильно пнул его ногой в зад. И этот бандит быстро сбежал.
