Однажды вечером я задержалась в огромной дворцовой кухне. Я за целый день не съела ни кусочка; я теперь часто забывала о еде. Но в этот день у меня появился аппетит.
Один пирожник как раз расхваливал кухонному персоналу плоды революции. Все знали, что он якобинец, да еще дурного сорта.
Но то, что он сейчас говорил, это было уже слишком.
— Франции было бы только на пользу, если бы король скончался. Причем чем скорее, тем лучше.
Люди в дворцовой кухне, к счастью, все были преданы королю. Но кто может гарантировать, что этот фанатик не найдет способ отравить блюда Людовика и Марии-Антуанетты?
Мадам дю Плесси сообщила королеве о моем наблюдении, и король решил, что теперь семья будет есть только жареное мясо из кухни Тюильри. А если этот подстрекатель будет там околачиваться, другие повара его немедленно прогонят.
Одному слуге, которому доверяли, поручили покупать в городе хлеб, выпечку и вино для короля.
— Не так-то просто тайно доставлять во дворец то количество еды, которое обычно поглощает Людовик, — поделилась со мной моя госпожа. — Несмотря на все заботы, король нисколько не утратил свой отменный аппетит.
— Это просто абсурд. Король Франции из страха перед каким-то пекарем должен втайне приобретать себе еду, чтобы его не отравил этот каналья, — выкрикнула я, качая головой.
— Вы совершенно правы, мадемуазель Жюльенна, — ответила моя госпожа. — При прежнем режиме такого парня, как этот, раздавили бы, как вошь. А сегодня король не отваживается даже выкинуть эту свинью за дверь.
И действительно, никто не осмелился предпринять что-нибудь против этого парня; его коллеги по дворцовой кухне не одергивали его, потому что знали, какой он мерзавец. Только я позволила себе высказаться:
— Смотри, парень, как бы тебе не дали по твоей бесстыжей роже.
На это он гадко ухмыльнулся и насмешливо спросил:
— И кто же на это осмелится? Уж не ты ли?
— Конечно нет. У меня характер мирный, — спокойно ответила я. — Но там, откуда я родом, принято коварным псам, которые пытаются укусить руку, которая их кормит, проламывать череп дубинкой, потому что даже пули для него жалко.
С этими словами я повернулась и быстро вышла из кухни. Аппетит у меня пропал. Потом я спросила себя, не подписала ли я себе этим смертный приговор.
Король любил есть свежую выпечку каждый день, и тогда мадам Франсина предложила переодеться служанкой и покупать на улице у уличных торговцев пирожки и булочки.
Я всегда сопровождала госпожу и научила ее никогда не брать выпечку у одного и того же продавца дважды. Таким образом она попадала в разные уголки города. Я все еще отлично ориентировалась в узких улочках, и мы ни разу не заблудились.
Так продолжалось примерно месяца три, потом король через своего шпиона узнал, что ему больше бояться нечего: уже несколько дней некий пирожник не является на службу в дворцовую кухню.
— Отравление короля подняло бы шум за пределами страны. Но можно обойтись и без насилия, — размышлял папаша Сигонье. — Достаточно, если Людовик Шестнадцатый окончательно откажется от трона, как требуют в газетах. Но Бассетер, пирожник, должен был, к сожалению, исчезнуть навсегда. Кто знает, не надумал бы он однажды отомстить одной графской камеристке за ее дерзкий язык. Не правда ли, Жюльенна, дорогая?
Теперь я была уверена, что «дядя» Жюльена имел своих людей и в Тюильри. Потом, возможно, в Сене выловят неизвестного мужчину. Одним больше, одним меньше — какое это имеет значение в эти убийственные времена?
Глава девяносто вторая
И снова зима выдалась безжалостно суровой. Бедным нечем было топить, а выпивка согревала ненадолго. Случалось, что пьяные падали на улице, а на следующее утро их находили замерзшими. Старые, больные и дети умирали постоянно.
— Такое впечатление, будто природа хочет искоренить все слабое и оставить в живых только сильных. — Папаша Сигонье раздраженно покачал головой и еще глубже натянул свою меховую шапку на уши.
Сальпетриер и другие больницы были переполнены, а могильщики перегружены работой.
— Нам нужно в четыре раза больше времени, чем обычно, чтобы выкопать могилу в промерзшей земле, — жаловался один из этих людей дяде Жюльена. И потом искренне добавил: — Мы теперь немного облегчаем себе дело, кладем по два трупа в один гроб, а иногда и по три, если они тощие. К тому же на таком холоде их кости легко размозжить, и тогда их можно складывать в деревянные ящики. До сих пор этого никто не заметил. Главное, списки правильно заполнить.
— Но иногда они не справляются и вынуждены сваливать мертвецов, как доски в углу, — сказал папаша Сигонье. — Тогда горы трупов должны ждать, пока потеплеет.
Несмотря на это, именно самые бедные продолжали рожать детей. Почти каждая нищенка или поденщица в детородном возрасте брела по улочкам, выпятив бесформенный живот.
— Нужда и безнадега заставляют мужчин и женщин встречаться по ночам, чтобы хоть ненадолго согреться и обрести немного утешения и удовольствия, — объяснила этот феномен мадам Франсина, — а высокородные дамы стараются не производить детей в этот жестокий мир.
Законодательное собрание, как теперь называло себя Национальное собрание, собиралось очень строго действовать в отношении беженцев. У них будто бы конфискуют все имущество во Франции. Тех священников, которые еще не принесли присягу буржуазной конституции, хотели вынудить к этому, задерживая им выплаты. И новое правительство, конечно, выдвинуло и другие претензии королю.
— Теперь же к нему следует обращаться не «сир» и не «величество», а в его присутствии вставать и мужчинам снимать головной убор, — возмущенно сообщила нам мадам Франсина.
И это Людовик принял не сопротивляясь. Большую часть времени он проводил в своих покоях, спал и размышлял. Как писали в газетах, королю оставили исполнительную власть.
Кроме того, он обладал (на бумаге) правом налагать вето на все законы правительства. Вообще, теоретически у него было много прав. Самые важные я еще помню, а мой дневник поможет мне изложить их.
«Личность короля священна и неприкосновенна». Какая насмешка, когда каждый бродяга мог безнаказанно плюнуть монарху в лицо — как уже и случилось, — и даже шляпу перед ним снимать было нельзя.
«Закон не может преследовать короля ни за какие действия». Вскоре это уже не интересовало ни одного судью.
«Королю полагается избранная им самим лейб-гвардия из тысячи восьмисот человек». Где же они были во время его побега?
«Один король имеет право назначать и увольнять министров». Кого это хоть на йоту волновало?
«Король обладает правом налагать вето на все законы за исключением тех, которые касаются финансов». Что сталось с этим правом вето?
«Король — главный в правительстве». Этим ему передавалось право на поддержание общественного спокойствия и порядка. Смешно, если вспомнить, что монарх даже не мог решать, где ему праздновать Пасху.
