Меркола утверждал, что его камеры способны диагностировать «иммунную дисфункцию, фибромиалгию и хроническую усталость», а также «расстройства пищеварения: синдром раздраженного толстого кишечника, дивертикулит и болезнь Крона» и «другие болезни: в том числе бурсит, грыжи межпозвоночных дисков, разрывы связок или мышц, волчанку, проблемы с нервами, травмы шеи, инсульт, рак и многое-многое другое».
Действительно, с помощью тепловидения можно обнаружить области воспаления: например, в растянутую лодыжку будет поступать больше крови, и она будет излучать больше тепловой энергии. Этим информация исчерпывается. Более поверхностного теста не найти. Самое лучшее, что можно сказать о термографии, – это то, что она безопасна.
В 2006 г. Мерколу также поймали на незаконной продаже веществ, а именно пищевых добавок (в том числе Vibrant Health Research Chlorella XP, Momentum Health Products Vitamin K2™ и Cardio Essentials™ Nattokinase NSK-SD), аннотация к которым содержала такие утверждения: «ингибирует рост раковых клеток», «предотвращает сердечные приступы, инсульты и образование тромбов», «снижает кровяное давление». Поскольку эти заявления были прямым нарушением «Закона о пищевых добавках», FDA послало бизнесмену строгое письмо, попросив приостановить продажу данных продуктов (в письме также говорилось, что управление не стало проверять другие продаваемые им товары, и если они что-то упустили, пусть он добровольно изымет из продажи и другие нарушающие закон продукты)
{59}.
Методы продаж Мерколы напоминают те приемы, которые эффективно использовали политиканы на протяжении всей истории, сначала нагнав страху, а потом обещая от него спасти. Чтобы начать продавать средства, «нейтрализующие или удаляющие ядовитые вещества из организма», сначала нужно убедить покупателя, что такие вещества существуют (и могут быть удалены). Лучше всего это сделать авторитетно и с уверенностью. (Статья об Apple Watch позже была выпущена в обновленном виде: в нее добавили научных фактов.)
В действительности в нашей жизни так много переменных, что почти нет возможности дать однозначную рекомендацию о том, в какой мере и какое именно вещество представляет опасность для некоторых или даже для большинства людей. Кому-то вроде Мерколы легко выдвинуть идею о том, что определенная вещь опасна: ведь нельзя без тени сомнения отрицать опасность чего-либо. (Согласно гносеологии, наука не может доказать отрицательный факт: я не могу доказать, что смайлики не вызывают рак, я могу только сказать, что пока нет никаких доказательств этому.)
Наши опасения появляются и исчезают, в то время как по-настоящему вредные вещи остаются без внимания. Телефоны и вправду действуют на наше здоровье самым непосредственным образом: они влияют на наше поведение. Уткнувшиеся в телефон пешеходы выскакивают на дорогу и попадают под колеса. Водители пишут эсэмэски за рулем и убивают пешеходов. Риск, что это произойдет с вами, гораздо выше, чем риск погибнуть от опухоли, и этот факт требует немедленного внимания.
По мере того как мы продолжаем интегрировать технологии в наше тело – речь не только об очках, протезах и зубных пломбах, но и о наших телефонах и других гаджетах, – беспокойство об их влиянии на нас может прочно войти в нашу жизнь. На фоне всех этих проблем вопрос о раке может показаться банальным. А вот более насущный вопрос: раз технологии меняют саму суть того, что значит быть человеком, внедряем ли мы их с должным вниманием и осторожностью? Пытаемся ли понять, как именно они изменили нас?
Это конек Джесси Фокс, психолога, которая изучает, как коммуникационные технологии влияют на наше самосознание. Она характеризует себя как общительную уроженку южных штатов, которая любит заводить беседы с незнакомцами. В Университете штата Огайо она руководит Virtual Environment, Communication Technology, and Online Research lab. (лабораторией по исследованию виртуальной среды, коммуникационных технологий и интернета).
«Социальные сети так увлекательны, потому что основаны на принципе, который мы на нашем профессиональном жаргоне называем affordances – вседозволенность», – объяснила мне Джесси. Им обладают технологии, меняющие наш механизм взаимодействия друг с другом, по сравнению с тем, как это происходит в реальности. Например, все мы нуждаемся в одобрении окружающих.
«Мы знаем, что, когда люди получают одобрение, даже по незначительному поводу, это всегда дает положительный эффект, – говорит Фокс. – Социальные сети видоизменили данный механизм, дав нам доступ к одобрению в режиме 24/7. Стоит мне захотеть, я могу выложить что-нибудь в интернет и получить свою дозу лайков. В небольших количествах это полезно, но стоит на что-то серьезно подсесть, как это часто бывает, начинаются проблемы.
Мы не замечаем, насколько мы погружены в себя, – добавляет Фокс. – Когда я слышу, как люди жалуются на то, сколько времени другие проводят, уткнувшись в телефон, я спрашиваю, не замечают ли они того же за собой. Мы склонны не видеть в своем поведении то, что нас раздражает в других».
Потом она говорила еще что-то, но я не особо прислушивался.
Почему звенит в ушах?
Когда журналист Джойс Коэн покидает пределы своей квартиры на Манхэттене, она надевает промышленные наушники с шумоподавлением. Джойс говорит, что в них она похожа на работников аэропорта, разгружающих багаж. «Если ты решишь в своей книге перечислить органы с точки зрения их “отстойности”, – советует Коэн, – поставь на первое место уши».
Части тела в порядке их «отстойности»
1. Уши
[8]
Коэн страдает малоизвестным синдромом под названием «гиперакузия», при котором обычные повседневные звуки воспринимаются как невыносимо громкие. Данное состояние иногда путают с мисофонией («ненавистью к звуку») или называют избирательной звуковой чувствительностью. По ее словам, при мисофонии некоторые шумы – особенно внутренние телесные звуки, такие как жевание или бульканье – вызывают не просто раздражение, а «мгновенный гнев, от которого закипает кровь».
По свидетельствам других людей, бывает, что специфические звуки вызывают печаль, паническую атаку, нерешительность, потерю восприятия, физический зуд или мурашки, реакцию «бей или беги». Об этом можно прочитать на сайте сообщества Selective Sounds Sensitivity, которое насчитывает 5698 человек. Его модерирует аудиолог Марша Джонсон, в 1997 г. давшая название этому расстройству. На основании подобных симптомов врачи, как правило, ставят психиатрические диагнозы: фобия, обсессивно-компульсивное расстройство, биполярное расстройство, тревожность.
Коэн, как и многие другие участники сообществ гиперакузии и мисофонии, убеждена, что связывать эти состояния с психическими заболеваниями нельзя. Она приводит в доказательство работу Оге Мёллера, невролога из Техасского университета, который считает, что мисофония – это «физиологическая аномалия», связанная с крошечными волоскообразными нервными клетками и циркулярными каналами жидкости в ухе или с самыми крошечными костями в организме – теми, что расположены за барабанной перепонкой. Когда звуковые волны заставляют перепонку вибрировать, она приводит в движение косточки и посылает волны через циркулярные каналы, передавая колебание волоскам, которые переводят его в электрический сигнал, посылаемый через нервы в мозг, чтобы он мог быть «услышан». Любое звено этого тонко настроенного механизма может выйти из строя, став причиной нарушений слуха. Для Коэн и других представителей сообщества чрезвычайно важно, чтобы остальные узнали: причина патологии кроется в ухе, а не в мозге.
