Но если наше тело умеет производить клетки, которые не стареют, почему бы ему не поступать так со всеми нашими клетками? (По крайней мере с теми, которые у нас на лице?)
А раз бессмертные клетки действительно существуют, нет ли способа сделать все наши клетки бессмертными?
И если бы мы нашли этот способ, стоило ли бы нам им воспользоваться?
Часть шестая
Жизнеспособность
Наше тело и смерть
Серым воскресным утром на Верхнем Вест-Сайде в Манхэттене вокруг Рафи Коплан сгрудились ее маленькие друзья. Было еще начало марта, поэтому девочку сильно укутали, и она походила на зефир – только улыбающееся розовое личико оставалось открытым непогоде. Для семи лет она довольно маленького роста. Прием пищи всегда был для нее испытанием. При глотании пищевод Рафи повреждается, после чего образуются шрамы, из-за которых он сужается. У ребенка ее роста пищевод в среднем 16 мм в диаметре, а у Рафи он всего 2 мм. Поэтому каждые несколько месяцев ей приходится делать процедуру, известную как баллонная дилатация. Похожую манипуляцию производят для расширения коронарной артерии, но в случае Рафи гастроэнтеролог вводит медицинский баллон ей в горло и затем раздувает, расширяя пищевод. Потом баллон снова сдувают и удаляют, а Рафи может снова принимать пищу. Ровно до тех пор, пока пищевод снова не сузится из-за шрамов.
Рафи брела сквозь праздничную толпу, держа свою тетю за руку. С Гудзона дул зимний ветер, и всего около сотни человек вышли на благотворительный пробег, чтобы собрать деньги для исследования буллезного эпидермолиза. Многие из участников были хорошо знакомы с Рафи и ее семьей. В честь пробега имени Рафи они надели белые футболки, вывернутые наизнанку, в знак солидарности, поскольку внутренние швы на одежде обычно повреждают кожу девочки.
Бретт Коплан устроил первый пробег пять лет назад. Никто не ожидал, что его дочь проживет так долго. Коллаген – это белок, который есть везде, и если его производство нарушено, как в случае буллезного эпидермолиза, от этого страдает каждая часть тела. Когда Рафи родилась, Бретт понял, что его семью ожидают «отсутствие надежды на излечение, исполненное болью существование и финансовый крах». Тогда он решил лично встретиться с каждым врачом, исследующим это заболевание, и узнать о каждом клиническом испытании, когда-либо проводившемся. (Это была вполне достижимая цель.)
«Такие дети в конечном итоге теряют способность пользоваться руками из-за так называемой псевдосиндактилии, когда пальцы срастаются вместе, – рассказал мне Бретт. – Можно провести операцию, чтобы разделить и выпрямить пальцы. Но тогда придется расстаться с некоторым количеством кожи».
У Рафи также анемия и увеличенное сердце. Бретт нашел Джона Вагнера из Университета Миннесоты, который проводил клинические испытания терапии с использованием трансплантации костного мозга. За неимением лучшего решения, Копланы перебрались из Манхэттена в Миннеаполис. В октябре 2009 г. Рафи стала восьмым ребенком в мире, которому провели полную миелоаблативную трансплантацию костного мозга. На практике это означало, что Рафи сначала прошла курс химиотерапии, достаточный для того, чтобы убить стволовые клетки ее собственного костного мозга. А затем, когда ее костный мозг был мертв, Вагнер влил ей кровь из пуповины новорожденного младенца-донора (из Германии).
«Процедура совершенно ужасная, – вспоминает Бретт. На фоне полного отсутствия иммунитета Рафи заболела лимфомой и чуть не умерла от пневмонии». Она провела в больнице около полутора лет. Но организм хорошо принял новые клетки, и они начали вырабатывать коллаген VII. Однако по непонятным причинам в недостаточном количестве. «Нам удалось немного снизить степень тяжести ее заболевания, – говорит Бретт. – Изначально мы думали, что нам отведено лет девять, не больше. Но возможно, мы выторговали еще несколько лет».
В 2011 г. семья вернулась в Нью-Йорк, и Бретт полностью посвятил себя руководству Ассоциацией исследования дистрофического буллезного эпидермолиза (Dystrophic Epidermolysis Bullosa Research Association). Часть доходов, полученных от благотворительных пробегов, поступила в Университет Миннесоты, где недавно ученые совершили огромный прорыв: они смогли отредактировать генетический код в клетках человека с буллезным эпидермолизом и заменить мутированный сегмент ДНК, после чего клетки начали синтезировать коллаген VII в нормальных количествах.
Бретт восторгался потенциалом подобной терапии, когда мы встретились с ним в мексиканском ресторанчике неподалеку от его офиса на Уолл-стрит. Генная терапия предполагает заимствование обнаруженных в ретровирусах (например, ВИЧ) механизмов, способных изменить ДНК. В случае Рафи это означало бы удаление мутированного гена и замену его на тот, который позволил бы организму вырабатывать коллаген VII. Ученым из Университета Миннесоты удалось это сделать, но пока только в чашке Петри в стенах лаборатории. Следующий шаг – выяснить, как доставить замененные клетки человеку.
В начале 2016 г. компания CRISPR Therapeutics – один из немногих стартапов, работающих с генной терапией, – заключила с фармацевтической компанией Bayer AG партнерский договор о сотрудничестве, оценивающийся в $105 млрд. Их основная цель – получение технологии редактирования генов с возможностью ее широкого использования. Если им удастся добиться поставленной цели, то это станет одним из самых важных событий в истории медицины. Теоретически последовательность РНК, называемая CRISPR, прикрепляется к ДНК, и присоединенный к ней белок под названием Cas9 вырезает нужный сегмент ДНК. Затем можно применить технологию «генного драйва» для вставки замещающего сегмента ДНК (возможно, с использованием вирусов в качестве средств доставки для замены генов).
Пока еще никто не сумел создать препарат, который можно было бы точно направить к месту расположения больных клеток, а затем правильно определить и заменить аномальный генетический код. Это невероятно сложно. Но Бретт настроен оптимистично.
«Мне кажется, генная терапия – та самая серебряная пуля», – признался он мне. После всего, через что Копланам пришлось пройти, Бретт до сих по не разуверился в медицине. Даже наоборот: «Сейчас для науки самое классное время», – считает он.
Тем временем Копланам остается не терять надежды. «Поход в туалет – тоже большая проблема. Даже это травматично. Мы даем Рафи пребиотики и пробиотики, но черт знает, помогают они или нет!» Кроме того, Рафи мучит ежедневный зуд, а стоит ей почесаться – кожа тут же рвется. «Тот, кто создаст лекарство от зуда, станет мультимиллионером», – сказал Бретт, бросив на меня взгляд поверх своей плошки с буррито.
Откуда мое сердце знает, как ему биться?
Корд Джефферсон проснулся в три часа ночи от бешеного сердцебиения, из-за которого вибрировали подушка и матрас. Сердце продолжило биться с невероятной скоростью до самого утра. Корд сравнил его ритм с джазовым соло на барабанах. С восходом солнца тридцатитрехлетний комик вызвал такси Uber и поехал в пункт неотложной помощи. Его пульс составлял 142 удара в минуту – в два раза больше нормы.
Врач в пункте неотложной помощи послушал нерегулярный ритм сердца Джефферсона и сказал, что ему нужно срочно ехать в больницу, причем в машине скорой помощи, а не на Uber. (Если бы Uber объединили со скорой помощью, получилась бы отличная экономия средств для всех участников процесса.)
