На примере этой специфической аритмии мы наблюдаем дилемму, характерную для современной системы здравоохранения. Это система, которая вознаграждает хирургическое вмешательство, исходя из степени сложности, но не целесообразности. Это система, которая не просто игнорирует концепцию поддержания здоровья, но всячески поощряет идею обратного. Даже если окажется, что абляция принесла пользу какой-то доле пациентов, как это можно соотнести с гигантскими затратами на ее проведение? Если бы те же ресурсы были потрачены на воплощение идей Сандерса о более здоровом образе жизни, сколько людей удалось бы спасти тогда?
«И кто проспонсирует такое испытание? Разве кто-то финансово заинтересован в том, чтобы люди были здоровы?» – написал мне в электронном сообщении Каул.
«Иногда врач начинает ощущать собственную бесполезность, – сказал мне Мандрола. – Давайте взглянем правде в глаза: в Америке это не сработает. Людям не нужен здоровый образ жизни, они хотят быстрых решений, а потеря веса – длительный процесс, эффект от которого наступает не сразу».
Тем не менее в сложившейся ситуации виновато не только стремление к мгновенному исцелению. Проблема также в том, что мы разработали систему здравоохранения, где специалисты делятся по принципу, какие органы и части тела они лечат. Однако чем дольше мы живем, тем чаще недуги, с которыми мы сталкиваемся, – это болезни не конкретного органа, а организма в целом. Мерцательная аритмия не является болезнью сердца, инсульт – заболеванием мозга, а синдром раздраженного кишечника – расстройством желудка. Не умея рассмотреть общую картину, проанализировав организм и популяцию в совокупности, мы терпим неудачу как профессионалы.
Раз мерцательная аритмия настолько распространена, у меня она тоже есть?
Когда Всемирная федерация сердца (World Heart Federation) обратила внимание на участившиеся случаи мерцательной аритмии и тот факт, что этот синдром удваивает риск преждевременной смерти, организация начала кампанию DIY pulse test («Проверь свой пульс»), пропагандирующую простой тест, который каждый может сделать самостоятельно, чтобы «выявить возможные отклонения в сердечном ритме»
{174}. Это очень просто. Измерьте себе пульс и убедитесь, что он ровный и не превышает 100 ударов в минуту. Разумеется, большинство людей с диагнозом «мерцательная аритмия» испытывают симптомы не постоянно, а эпизодически. Поэтому, чтобы знать наверняка, вам придется все время измерять себе пульс, а это несовместимо с крепким психическим здоровьем. Но в свободное время почему бы и нет. Померяйте свой пульс, а потом померяйте его у друзей. Прикиньте, кто из вас скорей умрет. Превратите это в игру.
Почему нет лекарств от простуды?
«Обычная простуда» – это набор симптомов, которые могут быть вызваны самыми разными вирусами. Получается, что простуда – это множество отдельных заболеваний, на которые наша иммунная система реагирует, вызывая похожие друг на друга симптомы: насморк, кашель, усталость, иногда боль в горле. Мало того что нет лекарств, нет даже анализа, чтобы диагностировать простуду. Это куда важнее. Мы научились обнаруживать вирусы, распознавая их ДНК, и в недалеком будущем эта технология может выйти за пределы исследовательских лабораторий, попав в клиники и больницы. Массовая спектрометрия и все более качественное секвенирование ДНК могут прийти на замену бактериологическим исследованиям. Мы сумеем быстро и точно идентифицировать микробы и прицельно использовать антибиотики, которые будут убивать только вредные и только тогда, когда это действительно необходимо.
Несмотря на то что простуда становится причиной большого числа пропущенных рабочих дней, она обычно проходит всего за несколько дней, после чего мы быстро идем на поправку. Большинство ученых предпочли бы работать над чем-то более важным и не терпящим отлагательств. Однако задачу изобретения теста, который мог бы быстро идентифицировать вирус простуды, вполне можно считать важной и не терпящей отлагательств. Если бы врачи имели возможность узнать наверняка, что симптомы вызваны безобидным вирусом, они придержали бы антибиотики и направили их на лечение людей, которые действительно в них нуждаются. В перспективе это спасло бы миллионы жизней.
Как мне убедить друзей, что их малышу не нужны антибиотики каждый раз, когда у него насморк?
Biosis означает «жизнь», поэтому термин «антибиотик», похоже, был создан не для того, чтобы хорошо продаваться в качестве продукта для здоровья. Тем не менее за последние десятилетия для многих людей это слово стало означать исцеление от любой болезни.
Если сопливится нос, в этом почти всегда виноваты вирусы. По сути, вирусы нельзя назвать живыми организмами, поскольку они представляют собой ДНК в оболочке из белка. Они не могут воспроизводиться самостоятельно: для этого им нужно заразить живой организм и взломать его клеточную структуру. Поэтому большинство биологов не считают вирусы живыми организмами. Пытаться убить что-то неживое с помощью антибиотика – это все равно что пытаться задушить зомби.
Мало того что антибиотики не только неэффективны против вирусов, злоупотребление ими наносит огромный ущерб всему живому внутри нашего тела. Изобретение антибиотиков, возможно, было самым большим успехом медицинской науки, но каждый раз, используя их, мы наносим себе урон.
Самая большая опасность антибиотиков заключается в том, что, принимая их, мы каждый раз тренируем бактерии, позволяя им развить устойчивость к этим препаратам. Для тех, кто любит спорт, я приведу аналогию из регби: команды изучают запись игр других команд, чтобы игроки поняли, как им быстрее и эффективнее сбивать противника с ног. Таким образом команде противника не удастся отобрать мяч и победить.
С бактериями та же история. Используя антибиотики, мы раскрываем другой команде все наши секреты, что позволяет им придумать методы, как обойти нашу оборону.
И это уже происходит прямо сейчас, в частности с бактериями, вызывающими гонорею. Годами врачи назначали антибиотики широкого спектра действия всем, у кого было подозрение на эту очень распространенную инфекцию, хотя в 75 % случаев она поддается лечению фторхинолонами, которые конкретно нацелены на гонорею. Эти антибиотики широко использовались для лечения всех болезней подряд, что было совершенно неуместно. Поэтому гонорея научилась выживать. Тогда гонорею начали лечить цефалоспорином, но бактерии выработали устойчивость и к этому антибиотику. Когда я написал о «супергонорее» в 2012 г. – тогда впервые в истории журнала The Atlantic в заголовке использовался смайлик («А вот и она: Супергонорея: – /»), – некоторые подумали, что я просто гонюсь за сенсацией. Но я бы не стал называть что-либо Супергонореей, если бы не считал, что оно заслуживает серьезного внимания. (Термин подхватили новостные программы, и он теперь широко используется, я отомщен, но радости мне это не принесло.)
