Меня как будто ударили в грудь. Представляя этот разговор, я и подумать не могла, что отец может перенести нашу помолвку. Несколько месяцев назад он тайно пытался свести меня с детективом-инспектором, который происходил из солидной семьи. А теперь он хочет, чтобы я подождала. И все это не совпадало с моими желаниями.
– Отец, при всем уважении, мы с Томасом пережили такое, с чем большинство других пар никогда не столкнутся. Мы прошли испытания, и ни одна кочка, поворот или трещина нас не сломили. Это сделало нашу связь только сильнее. Я могу подождать еще год, два или десять, но это не будет иметь значения. Истина в том, что я люблю Томаса Кресуэлла и хочу разделить свою жизнь с ним.
– А как же твоя учеба? Ты откажешься от того, за что так упорно боролась, просто чтобы стать хозяйкой дома? – Отец отпил вина из бокала, который я не заметила раньше. – Учитывая, что Томас происходит из знатной династии, у тебя будет роскошный дом. Этого ты хочешь от жизни? Если ты решишь не выходить замуж, то унаследуешь нашу собственность. – Он пристально посмотрел на меня. Еще один выбор. Минус еще один прут в моей клетке. – Как только ты выйдешь замуж, все это имущество перейдет к твоему мужу. И он получит право делать с ним все, что пожелает, не спрашивая твоего мнения. Ты уверена, что хочешь именно этого? Ты достаточно знаешь Томаса, чтобы доверять ему в таких вопросах?
Я ждала дрожи от страха. Знакомая нарастающая истерика, заставляющая меня бежать. Но ничего не случилось. Скорее наоборот, моя решимость расплавилась и застыла, превратившись в нечто нерушимое.
– Я полностью доверяю ему. Он не стремился завоевать мою привязанность и доверие одними словами, он делом показал, каков он. Особенно во время нашего путешествия в прошлом месяце. Мы с Томасом напишем свои правила. Я не оставлю свои занятия, а он не оставит свои. Наша любовь построена на взаимном уважении и восхищении. Я люблю Томаса за то, кто он есть. Он не хочет изменить меня, или посадить в клетку, или сделать из меня идеальную куклу и хвастаться мной.
Я еще раз глубоко вдохнула.
– Если наш брак расстроится, он никогда не заберет мой дом или имущество. Но я не верю, – быстро добавила я, заметив, что отец готов ухватиться за это, – что наш союз будет неудачным. Наоборот, я уверена, что это только начало нашей истории. Впереди у нас бесчисленные приключения.
Отец откинулся на спинку, отчего кожаное кресло заскрипело, и выпил еще вина. Несколько мгновений мы сидели в уютном молчании, глядя друг на друга. Это не было неприятно. В углу трещал огонь, вокруг витали ароматы кожи и сандалового дерева. Так уютно и приятно просто снова сидеть с отцом. Наконец он глубоко вдохнул, похоже, приняв решение. На его лице было невозможно что-либо прочитать.
– Пригласи, пожалуйста, Томаса.
– Сэр? – спросила я, с отвращением услышав волнение в голосе. – Вы же согласитесь?
– Возможно.
Меня охватило облегчение. Чуть не упав с кресла, я вскочила и обняла отца за шею.
– Спасибо! Большое спасибо, отец!
Он прижал меня к себе, посмеиваясь.
– Ну-ну, дитя. Повремени с благодарностями. Давай сначала выслушаем, что скажет твой мистер Кресуэлл.
Глава 10. Доставка тела
Коридор бабушкиного дома
Пятая авеню, Нью-Йорк
22 января 1889 года
Я прокралась в приемную и приоткрыла дверь. Томас стоял перед гостиной, расправив плечи, словно готовился к бою. Полагаю, это и была своего рода битва – ему предстояло сражаться за мою руку против отца, который пока что не желает ее уступать. Я призвала все свое самообладание, чтобы не подойти к нему. Он казался настроенным решительно, но то, как он смотрел на закрытую дверь, выдавало его волнение. Мало что могло сбить с Томаса спесь, хотя присутствие моего отца, очевидно, с этим прекрасно справилось. Я уже просила отца, и теперь очередь Томаса бороться за нас обоих.
Из-за угла вышел дядя с фартуком в руке.
– Привезли тело. Я оборудовал для вскрытия каретный сарай. Собери инструменты и немедленно иди туда.
У меня вспыхнули щеки, когда Томас вытянул шею в нашем направлении. Вот и вся скрытность.
– А вы… это не может подождать? – Я махнула на комнату, в которой наконец исчез Томас. Дядя прекрасно знает, что происходит и как это важно. – Томас…
– Тратит время на сердечные дела, когда у нас есть более важные обязанности. – Его глаза предупреждающе сверкнули. – Не напоминай мне о его ложных приоритетах. Если вы не пересмотрите свои цели, я исключу вас обоих из участия в этом деле и в любых будущих делах. Вы ведете себя как безумно влюбленные юнцы, а не как серьезные студенты судебной медицины. Отложите личные дела на свободное время.
С этими словами он пронесся мимо меня и захлопнул входную дверь. Я прикусила губу и бросила еще один взгляд на приемную. Так хотелось пойти за Томасом и узнать, что же решил отец, но дядя прав. Это дело самое важное в моей жизни. Если Джек-потрошитель жив, мне нужно внести ясность, прежде чем вести дальнейшие разговоры о свадьбе и любви.
Я велела вынести из дома мою медицинскую сумку и отправилась в каретный сарай, где ждало новое тело со своими секретами.
* * *
– Сосредоточься! Сколько весит левая почка? – спросил дядя, чуть ли не рыча.
На нашем импровизированном столе для вскрытия лежала очередная молодая женщина – безмолвная, в отличие от улицы, приглушенный шум которой доносился в каретный сарай. Однако меня отвлекали не только деревянные колеса, громыхающие по мостовой, и еще одно растерзанное тело. Ужасно болела нога. Я сняла пальто и перчатки, чтобы не мешали работать, и страшно замерзла. Пока я взвешивала орган, у меня стучали зубы, а дыхание вырывалось маленькими белыми облачками.
– С-сто шестнадцать г-граммов, сэр.
Дядя переключил внимание со вскрытого тела на меня и сразу заметил дрожь, которую я больше не могла скрывать. Тяжелое бархатное платье угольного цвета с алой отделкой было достаточно теплым, чтобы сидеть в помещении с чашкой горячего чая и хорошей книгой, но в Нью-Йорке стоял январь, и погода была такой же коварной, как и убийца, оставляющий трупы, словно снежинки, по всем трущобам.
– Гривс! – крикнул дядя бедному конюху, которого подрядил для этого ужаснейшего задания.
Юноша появился в дверном проеме, украдкой бросил взгляд на убитую женщину и позеленел.
– Разожги огонь. Но имей в виду, не очень жаркий. Мы же не хотим ускорить разложение тела, верно?
Юноша покачал головой, теперь он был не просто зеленым – казалось, его вырвет при одной мысли о гниющем трупе в каретном сарае его госпожи. Трудно было понять, боялся ли он мою бабушку или тело жертвы. Он уже нездорово побледнел, когда дядя попросил его убрать все три бабушкиных экипажа и поставить на их место стол для вскрытия. Может, он боялся, что, когда бабушка это обнаружит, он сам станет одним из тех покойников, которых мы режем.
