– А потом проваливай!
В соседнем строении негромко ржали лошади, топая то ли одобрительно, то ли раздраженно, когда юноша добавил угля в затейливую железную печку в углу. Бабушкин особняк был роскошен для городского жилища – в нем были конюшня и каретный сарай. Огонь не сильно согрел место, где мы работали. Земля по-прежнему с удовольствием посылала под мои юбки волны холодного воздуха. Я размяла занемевшие пальцы, зная, что от меня не будет толку, если они останутся окоченевшими, как у трупа.
– Готова? – спросил дядя, поджав губы.
– Да, сэр.
Нога болела, но я стиснула зубы и даже не заикалась об этом, иначе дядя отослал бы меня прочь.
– Правая почка чуть крупнее – сто двадцать граммов.
Дядя протянул поднос для образцов, и я положила на него скользкий орган. Мое сердце подскочило, когда почка чуть не соскользнула с гладкой поверхности.
– Спокойно!
Дядя переложил ее в банку. Я посмотрела на готовый к использованию формалин, протерла скальпель карболовой кислотой и выбрала другой инструмент из разложенных на маленьком откидном столике. Теперь пора вынуть желудок и рассмотреть его содержимое в поисках секретов.
Несколько разрезов в нужных местах – и желудок лежит на столе, готовый к дальнейшему исследованию. Я помедлила, встретив пристальный взгляд дяди, стоящего с другой стороны от трупа. Впервые я правильно поняла выражение его лица – это было любопытство. Как ни крути, это у нас наследственное. Он кивнул на орган, с трудом скрывая ненасытную жажду проверить и узнать. Я аккуратно разрезала желудок по центру, стараясь не погрузить лезвие слишком глубоко и не повредить уликам, которые могут там находиться.
Дядя протянул зубчатый пинцет, показывая на края разреза.
– Хорошо. Теперь потяни их в стороны – превосходно. Молодец. – Он поднял очки на переносицу. – Обрати внимание на запах.
Хотя это была вряд ли самая привлекательная часть нашей работы, я наклонилась ближе и сделала глубокий вдох.
– Если честно, немного пахнет элем. Это… возможно?
Дядя утвердительно кивнул.
– Вполне. Если жертва перебрала с выпивкой перед смертью, ничего необычного в том, что ее кровь пахнет алкоголем.
Я невольно скривила губы. Некоторые научные факты, неважно, насколько интригующие, были отвратительными.
– Тогда почему мы не заметили этого в комнате мисс Браун?
– Запах мог быть слишком слабым по сравнению с разлитым элем. Или мы могли решить, что воняет из перевернутого ведерка. – Дядя поправил фартук и заново его завязал. – Крайне необходимо всегда принимать во внимание место преступления. Мелкие детали, которые могут казаться посторонними, часто являются кусочками, которым еще предстоит найти место в головоломке.
В каретный сарай вошел Томас. Его лицо казалось непроницаемой маской. Я в заляпанном внутренностями фартуке пыталась уловить хотя бы намек на то, как прошла его встреча с моим отцом. Казалось, что месяцы изучения его особенностей канули в Лету. Видимо, он просто позволял мне делать выводы, а теперь лишил такой роскоши.
Я пыталась привлечь его внимание, но он упрямо делал вид, что ничего не замечает. Я невольно почувствовала себя слегка уязвленной. Томас Кресуэлл мог оставаться холодным человеком в лаборатории и обществе, но я не ожидала, что он станет таким же образом держаться и со мной. Тем более в день, когда он просил моей руки у отца. Наконец он обратил внимание на меня, но сразу переключился на труп. Разумеется, дело прежде всего.
– Кто это? – полюбопытствовал он нейтральным тоном. – Еще одна…
Ему не нужно было спрашивать о том, чего мы все боялись. Я стерла со своего лица всякое выражение, как со скальпеля, и повела плечом.
– На первый взгляд? Нет. Однако… – Я перевела взгляд с желудка на голову и показала на отметины. – Она была задушена. Петехиальные кровоизлияния присутствуют. Как и легкие ссадины вокруг шеи. Видите?
Томас приблизился, сосредоточившись на повреждениях.
– Где ее нашли?
– Недалеко от места, где было обнаружено тело мисс Браун, – ответил дядя. – Ее бросили в переулке близ Малберри-стрит.
– В итальянских трущобах? – переспросил Томас. – Личность установили?
Дядя покачал головой.
– Полиция не смогла найти никого, кто бы ее знал. Может, она недавно приехала.
– Ясно. – Лицо Томаса выдало слабый намек на эмоцию. – Они не будут слишком утруждать себя расследованием, да?
Нахмурившись, я переключилась обратно на жертву.
– Почему нет? Она имеет право на такое же расследование, как и все остальные.
Дядя печально посмотрел на меня.
– Полиция не любит тратить время на иммигрантов.
– «Тратить время»? – Внутри меня закипело что-то красное и горячее. Меня так затрясло, что рука соскользнула и я чуть не поранилась скальпелем. – Она заслуживает того, чтобы ее историю рассказали. Разве имеет значение, откуда она родом? Она человек, такой же, как и все мы. Разве это не гарантирует ей надлежащего расследования?
– Если бы мир жил по таким принципам, мы бы все обрели покой. – Дядя показал на блокнот. – Приступим. Томас, старайся не упустить ни одной подробности. Давайте предоставим полиции более чем достаточно причин для того, чтобы продолжать поиски ее семьи и близких.
Дядя перевел взгляд на меня и прищурился, а я медленно повернулась обратно к желудку.
– Тебе надо ненадолго подходить к огню, иначе с твоей ногой будет очень плохо.
Со мной уже было очень плохо, и я не видела причин, почему бы и ноге не испытывать те же ощущения. Я вздернула подбородок.
– Проживу как-нибудь.
– Не так долго, как тебе хочется, если будешь себя так вести, – холодно ответил дядя. – Приступим. И если наша раздражительность прошла, давайте продолжим вскрытие.
Сердитая на дядю с Томасом и на весь белый свет, я сжала лезвие и принялась искать справедливость лучшим из известных мне способов.
Глава 11. Череп и роза
Комнаты Одри Роуз
Пятая авеню, Нью-Йорк
22 января 1889 года
Я была слишком упряма, чтобы это признать, но дядя снова оказался прав: вечером кости болели сильнее обычного. Мне тяжело долго стоять и без пронизывающего зимнего холода, от которого становилось еще хуже.
Когда мы зашили труп, я извинилась перед родными и приказала принести поднос с ужином в мои комнаты, надеясь, что в протопленной спальне под теплыми одеялами мне станет легче. Закончив есть, я села перед камином с чашкой горячего чая в руке, но только обожгла пальцы. Болезненный холод отказывался уходить. Зная, что утром будет еще хуже, я проковыляла в ванную комнату и повернула медный вентиль, задумав полежать в горячей ванне.
