– Ты думаешь, я сегодня был с ней? Ухаживал за ней? После того, что случилось вчера? Ты с ума сошла?
Меня разозлил его тон.
– Откуда мне знать, если тебя не было? Что я должна была думать?
– Ты не должна думать, ты должна знать: я люблю тебя. – Томас развернулся с диким взглядом. – Что, если я так и не женюсь и останусь помолвленным? Почему ты не хочешь быть со мной, что бы ни случилось? Почему распутный образ жизни Мефисто не приводил тебя в такой ужас, как мое предложение? Жалеешь, что не уехала с карнавалом? Жалеешь, что бросила его? Неважно, что он манипулировал и злоупотреблял твоим расположением и продолжил бы так поступать. Чем плохо мое предложение?
Если бы он меня ударил, мне было бы не так больно, как слышать полное опустошение в его голосе. У меня заколотилось сердце. Его бешенство было гораздо хуже холодности. Теперь я поняла, что он скрывал ею глубину собственной боли. Томас наконец не удержал эмоции в узде, и они выплеснулись.
– Томас…
Я уставилась в потолок, ища трещины. Наверняка он сейчас обрушится, как и всё вокруг меня.
– Мы это уже обсуждали. Я не могу изменить того факта, что допустила ошибки в том расследовании. Я думала, что смогу играть определенную роль, а сама чуть не потеряла себя. Ясно, что это было неправильное решение. Я не совершенна и никогда не называла себя совершенной. Все, что я могу, – это извлечь урок из своих ошибок и больше их не совершать.
– Это не ответ на мой вопрос.
Голос Томаса был слишком спокойным.
Я перевела взгляд на него. Он пристально смотрел на меня.
– Ты правда хочешь поговорить о Мефистофеле? Сейчас?
Он дернул головой, что могло сойти за кивок:
– Почему ты могла отбросить условности ради него, но не ради меня?
Я вздохнула. Он страдал, а я помогла разбередить эту рану. Если бы между нами не было этой зияющей пропасти! Больше всего мне хотелось обнять его и поцелуями прогнать его страхи. И чтобы он тоже прижал меня к себе и заставил забыть боль и страдания последних суток. Но сейчас нам не следует так поступать. Я должна помнить об этом.
Даже если это противоречит всем моим естественным порывам.
– Ты же знаешь, я никогда серьезно не рассматривала Мефистофеля как жениха. Я никогда бы за него не вышла. Меня увлек не он, а идея жизни вне рамок общества. Выбросить в мусор все правила и ограничения и жить только по собственным законам. Да, он заронил во мне эту мысль, но боюсь, мы с тобой навечно обречены заново проживать ту неделю. Мефистофель не завоевал моего сердца и не был настолько умен, красив и загадочен, чтобы заманить меня. Если хочешь всю правду, я боялась зерна сомнения в сердце. Я страшилась, что могу оказаться недостаточно хороша для тебя. Ты так уверен в нас и уже имеешь романтический опыт…
– У меня нет опыта, когда дело касается любви, Уодсворт.
– Да? – Я подняла бровь. – Мисс Уайтхолл, размахивающая соглашением о помолвке, просто игра нашего воображения?
Я вздохнула, а Томас опустил плечи. Так мы не излечим наши разбитые сердца.
– По правде да, он был способен использовать мою наивность против меня. До недавнего времени я вела замкнутый образ жизни – у меня не было подруг, кроме Лизы. Ты был единственным молодым человеком, с которым я разговаривала, не считая брата. Я все еще познаю себя. Пока я играла ту роль, пытаясь выудить информацию об убийце, я… тогда у меня впервые появились другие друзья. Люди за пределами моего крохотного мира. Они любили науку и беспечные танцы, и они были так невероятно свободны. В глубине души я хотела стать такой, как они. Даже если это было ложью и запутывало еще больше. Я хотела забыть о том, чего все хотят или ждут от меня. Мне страшно жаль, если при этом я причинила тебе боль.
Он резко вскинул голову.
– Ты свободна в выборе, я всегда говорил…
– Да, да. – Я отмахнулась. – Ты всегда говорил, отец всегда говорил, дядя всегда говорил.
Не в силах встретиться с ним взглядом, я уставилась на свои руки, вспомнив, что еще не вернула фамильное кольцо. Я опять переключила внимание на Томаса.
– Одно дело, когда другие говорят тебе, как будет лучше, но совсем другое – собственный опыт. – Я покачала головой. – Я не совершенна и никогда не стремилась такой быть. Характер строится из недостатков. Они делают нас более человечными. Более…
– Уязвимыми перед сердечными трагедиями?
– Да, пожалуй, так. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Прожить остаток своих дней, беспокоясь о совершенстве и достижении стандарта «Ангела в доме»
[8], – это все равно что посадить себя в клетку. Мне жаль, что я причинила тебе боль. Я не могу выразить, насколько сожалею о сомнениях, какими бы мимолетными они ни были. Но все мои сомнения касались того, какой должна быть моя жизнь, а не мужчины, с которым я хочу ее прожить. Ты обвиняешь Мефистофеля в манипуляциях, и ты не ошибаешься. Он никогда не утверждал, что заключает сделки не в свою пользу. Он прямо говорил, что он беспринципный человек. Я знала это. У него есть недостатки, но покажи мне человека, у которого их нет. Я надеюсь, что он извлечет собственный урок на будущее. Он боялся быть уязвимым. Полагаю, ты кое-что об этом знаешь.
– А что насчет моего предложения жить со мной вне общества?
– Я его отвергаю, Томас, потому что официально твоей женой будет считаться другая женщина. Если бы ты был свободен и если бы это не повредило нашим семьям, я бы могла подумать над тем, чтобы жить так, как мы хотим. Без правил, без социальных условностей. Только я и ты. Я бы приняла тебя без кольца и без дома, безо всяких документов, доказывающих, что ты принадлежишь мне. Но у нас сейчас совсем иная ситуация. И это единственная причина, почему предложенный тобой распутный образ жизни меня не устраивает. Как бы Мефистофель ни старался меня очаровать, я никогда не хотела отношений с ним. Для меня всегда существовал только ты, даже когда я больше не понимала себя. И всегда будешь только ты, Томас. Кто бы ни пытался встать между нами. Ты мое сердце. Никто его не сможет забрать.
Томас мгновение смотрел на меня, затем упал в кресло, уронив голову на руки.
– Мне это ненавистно.
– Ситуация ужасная, я знаю. Но мы через нее пройдем. Должны пройти.
– Нет, нет. – Томас поднял голову. – Мне ненавистно быть тем, кто стоит перед эмоциональной дилеммой. Утешать гораздо приятнее. Ты даже не предложила мне сесть к тебе на колени. Ты ужасная утешительница.
Мы робко улыбнулись друг другу. Наши усмешки растаяли так же быстро, как и возникли, но это было начало. Такое же скверное, как мысль о том, что нам с Томасом придется начинать все заново.
– Ну что ж. – В неловком молчании я пыталась придумать, что сказать или сделать. Мое любопытство, казавшееся непобедимым, наконец вырвалось наружу. – Чем ты сегодня занимался?
