Он подождал, пока я соберу эмоции в кулак, и подошел, чтобы мы смогли прочитать письмо вместе. Почерк был знакомым – он не раз преследовал меня в снах. Это писал не мой брат. Это Джек-потрошитель.
«Таких страстей конец бывает страшен,
И смерть их ждет в разгаре торжества.
Так пламя с порохом в лобзанье жгучем
Взаимно гибнут.
Как розу ни зови, она не заслуживает жить. Как ты думаешь, почему?»
Я молча уставилась на записку. Я ожидала безграмотности и еще одной цитаты из Мильтона. В Лондоне казалось, что это излюбленная манера Джека. Не знаю, что меня больше встревожило – то, что он цитирует «Ромео и Джульетту», или то, что он пишет кровью. Боже, на что он намекает? Я посмотрела на Томаса. Он был смертельно бледен. Клянусь, еще бледнее, чем тело мисс Джаспер, полностью обескровленное.
Не понимая, какую реакцию произвело письмо, или не обращая на это внимания, доктор Розен задвинул ящик на место, убрав изуродованный труп с наших глаз.
– Эта записка была у нее под корсетом. Мы обнаружили ее, только когда принесли покойную сюда. – Он помолчал, похоже, раздумывая, говорить ли дальше. – На самом деле записка была приколота к ее телу вместе с розой.
Томас казался поглощенным запиской и, без сомнения, вспоминал издевательские послания, которые получала полиция прошлой осенью. Но при этих словах доктора он встрепенулся.
– Где?
В его резком тоне не было ни вежливости, ни пустого любопытства. Я раньше никогда не слышала от него такой требовательности. Да, в ходе наших расследований он мог быть надменным и несносным, но в нем всегда сквозило легкомыслие, которого сейчас не было и следа. Он сейчас говорил точно как темный принц.
– Опишите точно, где именно на ее теле была записка.
Доктор Розен посмотрел на нас, сложив руки на груди.
– Она была приколота к сердцу. – Он перевел взгляд с Томаса на меня, принимая еще одно решение. – Это не для газет. Ваша присутствие здесь – ответная услуга доктору Уодсворту. Не заставляйте меня пожалеть о своем великодушии.
Он кивнул гвардейцу, заглядывающему в окошко вверху двери.
– Кстати, я слышал, что как раз сейчас к вам домой везут еще один труп. Молодой женщины, работавшей здесь. Поскольку ее нашли не на территории выставки, меня не допустили к осмотру. Наверное, вы захотите поторопиться. Уверен, что доктор Уодсворт будет ждать.
Я поблагодарила доктора Розена за то, что позволил взглянуть на тело, а Томас не проронил ни слова после того, как потребовал информацию о записке. Он молчал, пока мы шли по коридорам с гвардейцами, отреагировав, лишь когда я чуть не поскользнулась на гладком полу, торопясь выбраться из подземного города. Он держал руку на моей талии, словно одновременно помогал мне и успокаивал себя, что я по-прежнему рядом. Сомневаюсь, что он отдавал себе в этом отчет. Казалось, его мысли блуждают в сотне миль отсюда.
Я решила не требовать у него объяснений насчет мрачного настроения, пока мы не сядем в экипаж. Томас расположился напротив и обратил на меня взор своих темных глаз. Я поежилась.
– Что на тебя нашло? – спросила я.
Меня тревожило то, что все наши сомнения относительно Джека-потрошителя исчезли, но с Томасом происходило что-то еще.
Он опять превратился в того странного Томаса. Который не шевелится, словно застыл снаружи, пока внутри у него бурлит кипящая лава. Наконец он стряхнул с себя напряжение и вытянул ноги. Экипаж по-прежнему не казался для него достаточно просторным, чтобы чувствовать себя в нем удобно. Он постарался не задеть мою ногу, хотя я и не знала точно, из-за опасения причинить мне боль или не желая ко мне прикасаться. Как бы то ни было, я поняла: это показная беспечность, которой он не испытывает.
– Томас? – окликнула я снова. – Скажи мне.
Он наклонился вперед, и я инстинктивно встретила его на полпути. Вместо того, чтобы прошептать мне на ухо, он постучал в окошко, привлекая внимание кучера.
– Сэр? – осведомился тот.
– Норт-Сайд. Рядом с театральным районом. Я покажу, когда будем подъезжать.
– Да, сэр. Норт-Сайд.
Томас опять выпрямился, глядя, как я уясняю смену маршрута.
– Разве мы не должны ехать прямо к дяде? – Я старалась не допустить тревоги в голосе. – Нам сейчас не до развлечений. Ты же знаешь, как он себя ведет, когда есть тело для вскрытия.
На лице Томаса промелькнуло выражение, которого я никогда не видела в нем по отношению ко мне. Он тут же взял себя в руки. Гнев. Всего на долю секунды всплеск гнева, которого я в нем не подозревала. Томас был в ярости.
– Уверен, что он поймет. Особенно когда мы сообщим ему, что больше нет никаких сомнений в том, что Джек-потрошитель вернулся. И он не будет возражать, когда обнаружит, что наш убийца положил глаз еще на кое-кого. Похоже, он хотел заполучить ее с самого начала.
Томас так сильно сжал челюсти, что я испугалась, как бы он не сломал себе зуб. Я коснулась его, пытаясь развеять тягостное настроение.
– Томас…
– К ее сердцу была приколота роза, Уодсворт.
Казалось, он был на грани взрыва. Я поняла, что его гнев направлен не на меня. Он готов наброситься на человека, виновного в этих смертях. Я откинулась на спинку и плотнее запахнула пальто. Не хотелось бы мне столкнуться с таким Томасом в темном переулке. Этот Томас казался смертоносным и непредсказуемым.
– Ты не находишь это несколько странным? То, что он оставил такой эффектный подарок?
– Подарок?
– Да. Подарок. Он послал тебе собственный жуткий букет. Вместе с трупом, относительно которого нельзя ошибиться, что это его собственная работа.
Томас выдохнул. Это действие немного вернуло ему самообладание. Я знала, что он никогда не навредит мне, но мне по-прежнему было не по себе видеть его превращение в такое смертоносное существо. На меня обрушилось понимание: если со мной что-то случится, Томас больше не будет просто проникать в образ мысли убийцы. Он сам станет убийцей. Он уничтожит тех, кто причинил мне боль, и ничего не будет чувствовать в процессе методичной резни. Я хотела упрекнуть его в этом, но знала, что со мной будет то же самое, если кто-то навредит ему. Я выпотрошу мир и искупаюсь в его крови, если Томаса убьют.
Мы в самом деле парочка извращенцев.
– Одри Роуз, кто ставит Шекспира? Кто знал, где хранится это тело?
– Томас, – медленно начала я, стараясь прогнать собственные подозрения. – Мы знаем, что он не виновен в убийствах на «Этрурии».
– Мы знаем, что он не виновен в тех преступлениях, но на борту теплохода произошло еще одно убийство. – Томас покачал головой. – Я не говорю, что он виновен, но хочу посмотреть на его реакцию, когда преподнесу эти новости.
