В дополнение к многочисленным выявленным комиссией должностным проступкам ее члены выразили свою «озабоченность» необъяснимой задержкой полиции Нортгемптоншира в предоставлении официальных извинений Уоррену Блэквеллу. Они с жутким возмущением отметили, что виновный детектив-констебль, который по решению комиссии должен был предстать перед судом по обвинению в ненадлежащем исполнении своих профессиональных обязанностей, избежал подобной участи, поспешив выйти на пенсию. Более того, не укладывающейся в голове демонстрацией запредельной наглости местной полиции стало то, что главный констебль Нортгемптоншира не отозвал официальную письменную благодарность констеблю-детективу за его отличную работу в проведенном изначально расследовании.
Я не стану извиняться за чрезмерные подробности, потому что данный пример демонстрирует во всей своей чудовищной красе, насколько опасно в следственной системе судопроизводства делать предположение, что если против тебя будут выдвинуты заведомо ложные обвинения в совершении уголовного преступления, то государство сможет собрать воедино всю необходимую информацию, которая понадобится, чтобы добиться вашего оправдания. И хотя можно запросто заявить, что случай Уоррена Блэквелла является вопиющей крайностью, стал он таковым лишь потому, что все оплошности по этому делу в конечном счете были обнародованы.
Миф о компетентности государственных органов
Первым делом следует четко обозначить, дабы избежать недопонимания, что случаи злонамеренных обвинений в сексуальном насилии – огромная редкость. Точные цифры, конечно же, неизвестны, однако по последним оценкам каждый год лишь около двадцати уголовных дел возбуждаются по заведомо ложным обвинениям в изнасиловании (4), в то время как в общей сложности в полицию ежегодно поступают порядка семи тысяч заявлений об изнасиловании (5). Принято считать, что случаев сексуального насилия, по которым не было написано заявления в полицию, куда больше, чем сфабрикованных обвинений (6). С данной областью правосудия связаны многочисленные заблуждения, главным образом связанные с непониманием того, что на самом деле означает бремя доказывания и оправдательный вердикт. То, что суд оправдывает обвиняемого в 42,1 % случаев, не значит, что заявление было подано злонамеренно. Многие дела о сексуальном насилии в конечном счете сводятся к довольно шероховатому вопросу согласия, наличия оснований предполагать согласие или же опознания насильника. Вердикт «не виновен» в таких случаях означает только то, что присяжные не до конца уверены в вине подсудимого, а не их уверенность в его невиновности. Оправдание не следует путать с установленным фактом того, что заявление было ложным. Так что таких, как Сьюзан, – меньшинство.
Я использую случай Блэквелла в качестве яркого примера того, насколько серьезными могут быть последствия, если поверить в компетентность государственного аппарата, особенно когда дело касается столь напичканного ошибками и промахами вопроса, как разглашение материалов по делу. Ибо сотни тысяч обвиняемых, подобно Уоррену Блэквеллу, становятся жертвами неполного разглашения материалов обвинением ежегодно. Для многих – в особенности виновных – от этих ошибок мало что будет зависеть. Для невиновных же могут быть целые горы подлежащих разглашению материалов, имеющих самое непосредственное отношение к делу, которые Королевская государственная прокуратура вовремя не получила или не предоставила. Каждым утром перед каждым судебным заседанием, на котором я выступаю в качестве защитника, я гоняюсь за обвинителем с целью получения подлежащих разглашению материалов, которые мои солиситоры не раз безрезультатно требовали предоставить. Редко когда список неиспользованных материалов – в котором должно быть перечислено все, что собрала полиция в ходе расследования, с пометкой на каждом материале «подлежит разглашению» или «не подлежит разглашению» – оказывается полным. Порой перегруженный работой юрист прокуратуры, который должен был изучить все материалы по делу, честно признается, что в глаза их не видел, однако вслепую одобрил то, что было предоставлено полицией.
Многие ошибки, к счастью, вовремя удается заприметить и предотвратить; однако дается это с таким трудом, что голова идет кругом.
Как-то раз один мой коллега вцепился меня и с мертвенно-бледным лицом рассказал в то утро про свое дело: его подзащитный, проведя шесть месяцев под стражей в ожидании суда по обвинению в похищении человека с отягчающими обстоятельствами, был освобожден в последнюю минуту после того, как обвинение мимоходом предоставило данные его мобильного, подтвердившие алиби, на котором его клиент все это время настаивал. Только после того, как судья хорошенько надавил, обвинение согласилось закрыть дело незадолго до того, как должны были начать отбирать присяжных.
Подзащитный моего коллеги, проведя шесть месяцев под стражей в ожидании суда по обвинению в похищении, был освобожден после того, как обвинение мимоходом предоставило данные с его мобильного, подтвердившие алиби, на котором его клиент все это время настаивал.
Несколько лет назад я выступал на стороне защиты по делу, связанному с обвинениями в серьезном насилии. Судебные разбирательства длились вот уже неделю, когда моему клиенту Дэвиду что-то сказал приятель его приятеля, увидевший нечто в «Фейсбуке», и мы упросили прокуратуру провести по этому поводу расследование. В итоге было разглашено, что истец за месяц до этого был осужден за преступление с применением насилия. Потерпевшего, которого Дэвид упорно называл наглым лжецом, недавно судили в Королевском суде, где он давал под присягой показания в свою защиту, и у присяжных не осталось ни малейшего сомнения, что он склонный к насилию лжец. Это были убедительные, имеющие непосредственное отношение к делу и подлежащие рассмотрению в суде доказательства, которые в конечном счете помогли добиться для моего подзащитного оправдательного приговора. Но если бы не удачные знакомства в социальных сетях, эта информация так никогда бы и не всплыла.
От опубликованного в 2017 году совместного доклада инспекторатов Ее Величества по делам Королевской уголовной прокуратуры и сил полиции, посвященного проблемам разглашения существенной информации, кровь стынет в жилах. Полиция и прокуратура, будь то из-за недостаточной подготовки или же банальной нехватки ресурсов, раз за разом не справлялись со своими обязательствами по рядовым делам Королевского суда. Списки неиспользованных материалов, которые должна составлять полиция, в 22 % всех случаев были «совершенно некорректными». Прокуратура никак не пыталась подействовать на полицию, и 33 % изученных инспекторами дел, составленных прокуратурой, были отмечены как «неудовлетворительные». Более чем в половине случаев юристы прокуратуры не предоставляли каких-либо объяснений своим решениям по поводу того, какие именно материалы по делу предоставлять защите. Контрольный журнал процесса разглашения материалов по делу велся неудовлетворительно в 87 % случаев. Старший инспектор, Кевин Макгинти, которому вся эта картина, судя по всему, была до боли знакома, сказал:
– Результаты этой проверки не удивят никого, кто работает в уголовной системе правосудия, так как, судя по всему, все, отчаявшись что-либо с этим делать, уже попросту смирились, что с проблемами с разглашением материалов зачастую начинают разбираться в самый последний момент, если вообще за них берутся. Если полиция и прокуратура так никогда и не начнут выполнять предъявляемые им законом требования, то необходимы какие-то решительные перемены. Этот вопрос слишком важен, чтобы позволять им и дальше не выполнять свою работу (7).
