Напоследок стоит сказать пару слов о добропорядочности. Как бы я ни поносил политиков, идущих на поводу у таблоидов, редактора, конечно же, вольны печатать про тюрьмы любой продающий себя материал. Мне, может, это и не по душе, может, я и думаю, что это подпитывает наш отсталый фетиш к тюрьмам, однако свободная пресса может и должна говорить то, что ей вздумается. Черту, однако, я провожу там, где приводимые аргументы поддерживаются недосказанными фактами и введением в заблуждение. Я понимаю, что некоторые неточные данные могут являться следствием запутанности закона, однако слишком уже часто дело совсем не в этом. В лучшем случае причиной является халатное пренебрежение правдой, в худшем – злонамеренная ложь.
В большинстве случаев судьи все-таки объясняют, в соответствии с возложенной на них законом обязанностью, смысл вынесенного приговора и его обоснование. И, как правило, всегда имеется убедительное объяснение приговору, который может со стороны показаться мягким. Журналисты, присутствовавшие в зале суда, знают, что судья прочитал три психиатрических заключения, отчет службы пробации и ознакомился с кучей медицинской документации, после чего, хорошенько поразмыслив, заключил, что этому вору-рецидивисту, в порядке исключения, предпочтительней остаться в обществе и что идеальным наказанием для него будет условный срок с жесткими ограничениями и обязательным прохождением реабилитации. Иногда судья объяснит, что поступает так из практических соображений. Он может обратить внимание, что срок тюремного заключения, к которому он должен приговорить подсудимого с учетом нормативов, не превышает времени, уже проведенного им под стражей в ожидании суда, и вместо этого может приговорить его к общественным работам, соблюдению комендантского часа и/или обязательному прохождению лечения от наркотической или алкогольной зависимости, чтобы следующие несколько лет хоть как-то контролировать его жизнь. Либо же, в другой крайности, судья может с сожалением констатировать, что не может из-за существующих нормативов или установленного законом максимального наказания приговорить осужденного к более длительному сроку, – возможно, вследствие решения прокуратуры принять признание по менее серьезным преступлениям, значительно ограничивающим возможности судьи в вынесении приговора.
Только вот подобный контекст зачастую в новостных репортажах отсутствует. И это совершенно бесчестно. Так, в одном деле с моим участием судья начал оглашение приговора с длинной обличительной речи о своих ограниченных Парламентом возможностях выбора наказания. «Будь моя воля, я бы дал вам больше», – сказал он моему ухмыляющемуся подзащитному, назначив максимально возможный тюремный срок. Когда же о приговоре сообщили таблоиды, то «слишком мягкий» судейский приговор был назван «возмутительным». «Против этого судьи необходимо принять какие-то меры», – гласила статья. О комментариях судьи не было сказано ни слова.
Список смертных грехов на этом не останавливается. «Выпущенными на свободу» называются получившие условный срок осужденные без каких-либо объяснений ни наложенных судьей требований – неоплачиваемые общественные работы, лечение наркотической зависимости, – ни принципа условного срока: а именно, что в случае повторного правонарушения или неисполнения требований человек автоматически отправляется за решетку. Судья наверняка объяснил, почему приговор условный, и это непременно должно отражаться в новостях.
Раз за разом никто не объясняет, что ответчики, признавшие свою вину, – тем самым освободив свидетелей от тягот судебного процесса, а общественность от необходимости за него платить, – по закону имеют право на сокращение срока заключения до трети. Если подобный подход вам не по душе, то вы можете посмотреть на него с другой стороны: тот, кто был признан виновным в ходе судебного разбирательства, получает более жесткий приговор. Но когда читателю данное важное пояснение не предоставляется, рождающиеся в итоге перешептывания о мягком приговоре оказываются совершенно обманчивыми.
Нагляднее всего, пожалуй, сложившуюся ситуацию обрисовывает цитата Mirror в начале этой главы. Как уже говорилось раньше, статистика однозначно дает понять, что суды сажают больше людей на более длительные сроки, чем когда-либо раньше. Если 80 % общественности искренне полагают, будто к преступникам относятся «куда более снисходительно, чем в прошлом», то их определенно одурачили. Но только не система правосудия, а те, из чьих репортажей общественность узнает эти искаженные, не соответствующие реальным фактам домыслы.
11. Апелляция: никаких компромиссов
«Благодаря величию и мудрости нашей священной конституции ни один человек не будет лишен права на справедливость, будучи осужденным. Если он почувствует себя пострадавшим, то всегда может искать спасения в другом суде, – с этой целью закон наделяет его правом подачи апелляции и отмены приговора в случае обнаружения ошибки».
Лорд Пратт, Государство против Кембриджского университета, дело по заявлению Бентли (1723), 1 Str 557 (1)
Последствия тюремного заключения оценить сложно. Вся жизнь человека разом рушится. И дело тут не только в повседневном ужасе тюремной жизни с ее грязью, скукой, постоянной угрозой жестокого насилия, нервным наблюдением за своим сокамерником-шизофреником, который, скрючившись у батареи отопления, мастерит заточку из расплавленной зубной щетки и лезвия. Интересно, в чью шею она в итоге вонзится? Ко всему этому, как мне говорили, со временем привыкаешь. Ну или по крайней мере начинаешь с этим мириться. Самое же страшное происходит уже за пределами тюремных стен.
Навещающие вас друзья и родные говорят, что скучают по вам, однако, пока вы сидите взаперти в камере двадцать три часа в сутки, их жизнь идет своим чередом. А отсутствие повседневных мелочей свободного существования, которые мы все принимаем как должное, дают почву для безнадежного одиночества. Ваши дети растут, развиваются, о чем вы узнаете из слезных рассказов за прикрученным к полу столом в шумных комнатах для встреч в окружении надзирателей. Ваша вторая половинка ходит на работу, делает еженедельные покупки, выпивает в барах, видится с друзьями, посещает родительские собрания, вдохновляется новыми богатыми впечатлениями, заводит новых друзей, а то и влюбляется в кого-то другого, способного предложить нечто большее, чем еженедельную сводку о своей никчемной жизни в тюрьме. День за днем она, ваши дети и друзья привыкают к жизни, в которой вы из одного из главных персонажей постепенно превращаетесь в надоедливый шум за сценой. Кто-то будет вас ждать: если срок недлинный, то привязанность может и пройти проверку временем. Но многие не будут. Люди продолжают жить своей жизнью. В конце концов, она была у них и до вас. Обходились же они как-то раньше без вас. Даже если они верят в вашу невиновность и стойко переносят любопытные взгляды, сплетни, недоумевающие выражения лиц – она осталась с ним?! – а также косвенную потерю репутации, связанная с долгой разлукой травма запросто может поколебать любую решимость.
Последствия тюремного заключения оценить сложно. Самое же страшное происходит уже за пределами тюремных стен.
В этой главе я хочу поговорить о том, что происходит после того, как государство, разрушив подобным образом до основания жизнь одного из своих граждан, признает свою ошибку. Когда судебная ошибка распознается Апелляционным судом, обвинительный приговор отменяется и несправедливо осужденные отец или мать, брат или сестра, муж или жена, ребенок или друг выходят на свободу, какую компенсацию им предлагает наше общество? Как можно загладить свою вину перед теми из нас, к кому отнеслись настолько несправедливо?
