В 1340 году, через три года после объявления войны Франции, в доме парламента произошел бунт налогоплательщиков. Было сказано, что «король не должен втягивать свое королевство в войну, если только община королевства не согласится на это». Парламент стал органом, который, согласно уложениям Великой хартии вольностей, дает согласие от имени всей страны на введение новых налогов. Последующие короли под давлением обстоятельств были вынуждены принять эту его роль. Рыцари и горожане уже начали направлять петиции из самых разных районов, и на эти петиции должна была быть соответствующая реакция в королевской законодательной деятельности. Это была система взаимовыгодного обмена услугами.
Парламент уже одобрил тяжкие налоги в течение первых трех лет конфликта. Летом 1339 года король потребовал очередного платежа в 300 000 фунтов стерлингов. Палата общин, состоящая из горожан и рыцарей из широв, ответила уклончиво; их попросили вернуться в свои районы и посовещаться с людьми. Когда они снова собрались в начале 1340 года, они предложили выплатить эту сумму в обмен на определенные услуги со стороны короля. Они фактически отделили себя от лордов и начали ощущать свою силу.
Их главное требование касалось финансов государства, которыми должен был распоряжаться совет магнатов, отчитывающийся перед парламентом. Дела вести должен был Джон Стратфорд, архиепископ Кентерберийский. Король, которому отчаянно были нужны средства, чтобы продолжать войну, уступил этому требованию. Только в сражениях он был счастлив. Его согласие также отмечает момент, когда палата общин стала действующим как единое целое политическим собранием, которое постепенно начало формулировать собственные правила. Война и налоги объединили ее членов. Сам по себе парламент не должен был собираться на регулярной основе; он также являлся собранием, на котором избирался совет государства и сборщики налогов. Тридцать пять лет спустя он стал достаточно силен, чтобы отстранить главных советников короля. Таким образом, сама идея о независимом парламенте в какой-то мере является последствием Столетней войны.
22 июня 1340 года Эдуард вернулся в Нидерланды, ожидая, что боевые действия вскоре возобновятся. Стратфорд заверил короля, что деньги поступят к нему. Новые поборы со стороны суверена вызвали враждебность и насилие по всей стране; сборщики должны были собрать 20 000 тюков шерсти с девяти самых производительных графств и продать собранное местным купцам. Но люди успешно сопротивлялись этому вымогательству. В результате король не получил финансирования, которого ожидал, не смог уплатить долги и заплатить своему войску, и военную кампанию пришлось свернуть.
В ярости он набросился на архиепископа Стратфорда. Король приплыл в Англию и в середине ночи 30 ноября неожиданно прибыл в лондонский Тауэр. Он потребовал к себе констебля, но отсутствие этого чиновника только подтвердило опасения короля, что его королевство не управляется должным образом. Эдуард обвинил архиепископа в том, что тот сознательно удерживает деньги; он считал — или притворялся, что так думает, — что Стратфорд желал саботировать французскую кампанию, которую духовенство не одобряло. Старшие члены совета были смещены. Стратфорд нашел убежище в Кентербери, где теоретически он был неуязвим для королевского гнева.
Тогда Эдуард, несмотря на все свои предыдущие обещания парламенту, без консультаций с кем бы то ни было взял управление страной в свои руки. Он принялся за пересмотр всей системы управления и в особенности своих финансовых ресурсов; он назначил новых сборщиков шерсти; он наложил штрафы на отдельных людей и целые общины, которые избегали этого налога. 29 декабря Стратфорд взошел на кафедру Кентерберийского собора и на английском языке произнес проповедь, оправдывающую его действия. Он заявил, что только выражал коллективную волю парламента и что король попал под влияние злобных сборщиков налогов. Он сослался на Великую хартию вольностей, подразумевая, что король нарушил ее уложения. Архиепископ знал, что народ его поддерживает, и требовал суда церковных пэров. Он фактически бросал королю вызов, провоцируя его сделать худшее, на что тот способен.
Король созвал парламент, на котором скрепя сердце позволил присутствовать и самому Стратфорду. Архиепископ официально помирился с королем и получил «королевскую милость», после чего началась работа по парламентским соглашениям. В обмен на дополнительные 10 000 тюков шерсти Эдуард согласился, что его главные министры впредь будут получать одобрение магнатов и совета. Каждая сторона пошла на уступки: король помирился с палатой лордов при условии, что в будущем будет им хорошим господином, и наконец достиг согласия с палатой общин при условии, что будет «править ими мягко и снисходительно». Он имел более дальновидное понимание политических реалий, чем его отец. Он знал, когда пойти на попятную. Было ожидаемо, что пять месяцев спустя король даст обратный ход всем своим уступкам, оправдывая это тем, что пошел на них против своей воли. В течение двух лет он вернул себе бо́льшую часть власти. Из противостояния с парламентом Эдуард вышел победителем.
Война с Францией продолжалась, как играющая фоном музыка. Летом 1340 года английский флот неожиданно уничтожил французские корабли у побережья Фландрии при Слёйсе. Это была первая значительная победа в конфликте, и после битвы король выпустил золотую монету под названием нобль, где он изображен на борту военного корабля в образе хозяина морей. Его царствование начало ассоциироваться с военными успехами. Ни один из французских министров не решался сообщить Филиппу VI о победе англичан; министры решили, что только его шут может безнаказанно преподнести эту новость. Поэтому шут объявил своему повелителю, что англичане — презренные трусы; когда его спросили почему, он ответил, что они, в отличие от французов, не прыгают в море.
Поражение французского флота означало, что англичане могут начать вторжение через Ла-Манш, но из-за мелких дрязг Эдуарда с союзниками, а именно с фламандцами, успех не был закреплен. Французские силы увертывались и уклонялись, отказываясь принимать бой. Это уже становилось типичной схемой обороны французов. Осенью 1340 года было заключено перемирие. Но оно продлилось недолго. В течение нескольких последующих лет в Гаскони и Бретани шли не приводящие ни к каким результатам военные действия, и в 1346 году Эдуард предпринял решительный шаг по захвату Нормандии; он надеялся, что его фламандские союзники присоединятся к нему в походе на Париж или марше по Гаскони. Он заставил французского короля теряться в догадках.
11 июля 1346 года 8000 человек (половину из них составляли лучники) поплыли на юг от Портсмута в Северную Францию. Они прошли через Нормандию, направляясь к Парижу, разоряя и уничтожая все на своем пути. Они дошли до пригородов столицы, повернув от них на север к Кале, чтобы соединиться с силами фламандских союзников. Филипп VI быстро провел армию по большой северной долине Соммы, пытаясь отвлечь войска противника или уничтожить их. В полдень 26 августа французский король атаковал англичан, когда они расположились около леса в Креси-ан-Понтьё. Стремительная армия, состоящая из генуэзских арбалетчиков и французской кавалерии, была отброшена английскими силами и в последующем бою фактически раздавлена.
Впервые в этом бою были использованы пороховые пушки, которые больше сеяли панику, чем смерть, но пальмовая ветвь победы должна была достаться лучникам Эдуарда, которые, имея в своем распоряжении только луки, нанесли поражение конным рыцарям. Это был день частичного солнечного затмения, грома и молний, и к его концу французские рыцари полегли на поле битвы. Многие из них были лишены жизни с помощью длинного тонкого кинжала, который называли «мизерикордом», или оружием милосердия, и который можно было вонзить через не защищенные броней подмышечные области прямо в сердце. Среди 30 000 погибших был Иоганн, слепой король Чехии, чей девиз Ich dien, или «Я служу», был присвоен последующими принцами Уэльскими.
