Молодой король наблюдал за грабежами и поджогами из окна Тауэра и спросил, что теперь следует делать. Никто не знал. Но в свои четырнадцать Ричард был достаточно взрослым, чтобы думать самому: он поехал в Майл-Энд и обратился к бунтовщикам. Он надеялся выдавить их из города в восточные пригороды и таким образом позволить двору и слугам выбраться из Тауэра. Он добился лишь частичного успеха.
В пятницу 14 июня король совершил короткое путешествие в Майл-Энд верхом. Его сопровождали мэр Лондона Уильям Уолуорт и несколько придворных рыцарей. Ричард уже продемонстрировал личную храбрость, вполне достойную короля. Когда королевская партия приблизилась к бунтовщикам, те пали на колени и некоторые из них закричали: «Добро пожаловать, король Ричард! Мы не желаем никакого другого короля, кроме тебя!» Тогда Ричард спросил, чего еще они хотят. Они хотели наказания «предателям», под которыми имели в виду чиновников, душащих народ налогами и обирающих его без меры. Они хотели смещения правительства подлецов. Король ответил, что отдаст им любого человека, которого подозревают в измене согласно закону. Это был удобный ответ, позволяющий пойти на попятную. Еще повстанцы требовали освобождения всех сервов и сдачи земли в аренду по четыре пенса за акр (0,4 гектара). Ричард согласился на эти предложения. Некоторые «предатели», впрочем, уже понесли наказание. Группа бунтарей в отсутствие короля добралась до Тауэра и выволокла оттуда архиепископа Кентерберийского и других укрывающихся там чиновников. Все они были обезглавлены на Тауэр-Хилл, на месте публичной казни.
В этой двухнедельной буре пролилось еще больше крови. Жители Лондона и пригородов сталкивались с группами повстанцев. Те спрашивали: «Ты с кем?» Если встреченные не отвечали «С королем Ричардом и народом», их избивали или даже обезглавливали. Бунтари заявили, что не потерпят короля по имени Джон — явная отсылка к Джону Гонту. По всей Англии разоряли поместья лордов, убивая их обитателей. Юристов и судей хватали, а налоговые записи сжигали. В этом плане показательны протоколы одного манориального суда; в заголовке документа можно прочитать curia prima podt rumorem et combustionem rotulorum — «первый суд после бунта и сжигания свитков».
Война и чума сделали свое дело. Примерно в то же самое время в XIV веке народные восстания произошли и в соседних странах. Во Фландрии народ пошел против своего графа Людовика и вышвырнул его из страны; во Франции была Жакерия — волна бунтов и кровопролитий в Париже, Руане и прилегающих землях. Во Флоренции народное восстание чесальщиков шерсти и других рабочих, так называемых чомпи, разрушило политическую структуру города.
15 июня, наутро после приезда в Майл-Энд, Ричард встретился с восставшими в Смитфилде. Уот Тайлер ждал его во главе 20 000 бунтовщиков. Как только Тайлер увидел Ричарда, он подъехал к нему на коне и начал переговоры. В этот момент могло создаться впечатление, что Тайлер угрожает королю или, по крайней мере, ведет себя неуважительно. Он начал играть с кинжалом, а потом как бы невзначай положил руку на узду королевской лошади. Тут, испугавшись предательского удара, мэр Лондона вонзил короткий меч в горло Тайлера. Тяжело раненный Тайлер ускакал прочь, и его забрали в больницу Святого Варфоломея неподалеку от Смитфилда.
Повстанцы были шокированы и разозлены из-за случившегося; некоторые из них подняли свои луки. Молодой король галопом поскакал к передней линии лучников. «Что вы делаете?! — закричал он. — Тайлер был предателем. Идите за мной, я буду вашим лидером!» Он повел их за собой на север, в Айлингтон, где мэр собрал 1000 вооруженных людей. Было похоже, что восставшие угодили в тщательно расставленную ловушку. Лидеры упали на колени и молили о помиловании. Некоторые придворные хотели наказать их на месте, но король поступил мудро и не разрешил этого делать. Он приказал повстанцам вернуться в свои дома и запретил любым чужакам проводить ночь в городе. Вскоре после этого Тайлера привезли из больницы Святого Варфоломея и обезглавили в Смитфилде.
Несколько дней спустя Ричард отозвал хартию о свободах, которую пожаловал толпе в Майл-Энд, на основании того, что обещания вырвали у него силой. Он отправился в Эссекс, чтобы посмотреть на последствия теперь уже подавленного бунта. Группа крестьян обратилась к нему с просьбой оставаться верным клятвам, которые он дал им несколько дней назад. Его ответ, как писал один из современных Ричарду хронистов, стоит того, чтобы его увековечить, потому что в нем раскрывается характер короля. «Вы, жалкие твари, — сказал король, — отвратительны как на земле, так и на море. Вы хотите быть равными с лордами, но недостойны того, чтобы жить. Передайте своим приятелям следующее: смердами вы были, смердами всегда и будете. Вы останетесь в оковах, не таких, как раньше, но куда более суровых. Ибо пока живы, мы будем стремиться подавить вас, и ваши несчастья станут примером для следующих поколений». Позднее в том же году был созван парламент, на котором внесли предложение уничтожить крепостничество. И палата лордов, и палата общин единодушно проголосовали против любых подобных действий, поскольку на кону стояли их интересы как землевладельцев. Это событие окончательно подвело итог восстанию.
На некоторых территориях, таких как упорствующее в неподчинении графство Эссекс, наказания были суровыми. Лидеры восставших были обезглавлены. Джона Болла арестовали в Сент-Олбансе, где его подвесили, вспороли живот, вынули все внутренние органы, а затем четвертовали. Уота Тайлера казнили еще раньше. После своей гибели они оба вошли в память народа как герои. В других же регионах страны реакция властей была более умеренной, чем можно было ожидать. Ясно, что они не желали подливать масла в огонь, поскольку ситуация все еще оставалась опасной.
Неудачное восстание позднее назвали «крестьянским» бунтом, предполагая, что бунтари относились именно к этому слою общества. Но записи судов показывают, что участники в основном были лидерами деревень, в своих районах занимали посты бейлифов, констеблей и заседали в качестве присяжных. Можно утверждать, что эти люди участвовали в восстании не по воле случая и не из корысти, а действительно имели весомые поводы для недовольства. Разумеется, они протестовали против судейских комиссий, учрежденных для того, чтобы собрать подушный налог, но также они возражали против коррупции в судах местных магнатов. Ордонансы и статуты, касающиеся трудящихся и принятые после чумы, в существенной степени изменили роль закона. Он больше не был инструментом общественного правосудия, но вместо этого превратился в машину взысканий, созданную для того, чтобы контролировать и угнетать низшие классы. Бунтовщики также возражали против требующей все больших расходов войны, за которую их вынуждали платить. Они обвиняли алчных землевладельцев. Они жестоко противостояли классу аристократов, которые мало интересовались тем, в каких условиях живут люди в деревне.
И, когда их просьбы и требования соединились вместе, возникло более обобщенное чувство протеста против условий жизни в XIV веке. «Эх, добрые люди, — говорил Джон Болл в проповеди, обращенной к повстанцам в Блекхите, — в Англии дела не пойдут хорошо, пока все не будет общим и пока не станет ни вилланов, ни джентльменов. Эти джентльмены сидят в красивых домах, а нам достается только боль и труд, дождь и ветер в полях. Давайте пойдем к королю. Он молод. Давайте покажем ему, в каком убожестве мы живем».
