Кроме того, король щедро раздавал новые титулы: за восемь лет с 1441 по 1449 год он пожаловал десять баронских, пять графских, пять герцогских и два титула маркиза. Даже самый непредвзятый наблюдатель должен был прийти к выводу о том, что Генрих неумеренно распространяет свой патернализм. Старые бароны и герцоги могли подозревать, что их ранг, если уж на то пошло, не обязательно их возвышает. Генрих никогда не интересовался никаким положением, кроме положения монарха; он раздавал свое богатство и свою власть. Он не понимал ценность и важность того, что дарит. Он был всегда готов прощать и даже жаждал этого, следуя примеру Спасителя. Но великодушие короля не внушало любви тем, кто считал, что с ним поступают несправедливо.
Генрих был слишком слабым, чтобы выступать арбитром в спорах более могущественных аристократов королевства; это поощряло их к тому, чтобы брать дела в свои руки и решать силой или угрозами те споры, которые должен был разрешить более сильный король. В результате вооруженные конфликты между влиятельными семьями предвосхитили более масштабную гражданскую войну, известную как Война Алой и Белой розы. Предполагалось, что король должен руководить своими аристократами и направлять их; это было частью их договора с двором. Естественным образом они должны были поддерживать миропомазанного монарха. Дворяне не желали слабого короля, они чувствовали себя в большей безопасности, если король был силен. Но если хозяина не было, весь заведенный порядок рушился.
Последствия были очевидны всем. После смерти герцога Глостера герцог Йоркский стал прямым наследником престола, но Генрих все еще не доверял ему, и, чтобы ослабить его влияние при дворе, Йорка отправили в Ирландию как лорда-наместника. Два года герцог отказывался принять это назначение, но летом 1449 года он пересек Ирландское море. Тогда командование английскими войсками во Франции было передано новому герцогу Сомерсету Эдмунду Бофорту, брату предполагаемого самоубийцы. Суффолк и Сомерсет теперь состояли в союзе против Йорка. Достаточно скоро Йорк и Сомерсет станут соперниками, и это соперничество продлится почти до самой их смерти. Такими были плоды «единоличного правления» Генриха, которое закончилось самой кровавой династической войной за всю историю Англии.
Все больше распространялось мнение о том, что закон временно бездействует. «В эти дни закон больше ничему не служит, — заявляли люди Кента в декларации 1450 года, — но только действует во вред». Все это проделывалось с помощью «взяточничества, страха или покровительства». Дошедшие до нас письма этого периода, в особенности письма семьи Пастон, наполнены рассказами о нарушениях, которые оставались безнаказанными, и об аристократах, которые творили правосудие (если его вообще можно так назвать), руководствуясь собственными интересами. Рассказывали бесконечные истории о вооруженных бандах, угрожающих арендаторам, осаждающих имения и захватывающих суды.
Джон Пастон писал об одной банде наемников: «Ни один бедный человек не решается высказать свое неудовольствие, поскольку то, что они делают, благодаря их мечам становится законом». Он узнал о подобной жестокости на своем опыте. В петиции архиепископу Йоркскому Пастон писал об «огромном количестве мятежных людей числом до тысячи или больше», которые «разрушили, разорили и разграбили» дом в его поместье в Грэшеме; они «выгнали мою жену и слуг, которые там находились, и обыскали дом с целью грабежа, забирая и унося с собой все имущество». После этого банда укрепилась в имении и вышибла из него самого Пастона и королевского мирового судью.
Еще одна банда, под командованием Уильяма Тейлбойза, находилась под защитой Суффолка; следует вспомнить, что Суффолк вместе с королевой помогал контролировать Королевский совет. Тейлбойз и его «головорезы» обвинялись в трех убийствах, а также в посягательстве на чужое имущество и угрозах, но Суффолк помог им избежать правосудия. Как тогда говорилось, «от того, кто твой господин и твой друг, зависит закон и выгода». Дух анархии воцарился над всей страной, и король ничего не мог с этим поделать.
Когда поместье Пастона было разграблено и захвачено, его соперник добыл королевское письмо, где шерифа Норфолка просили сделать «одолжение». В таких обстоятельствах Пастон был бессилен, и ему посоветовали попросить о покровительстве герцога Йоркского. В 1454 году один из рыцарей Генриха сэр Джон Фастольф, хорошо показавший себя в войнах во Франции, отложил деньги на взятку шерифу; ему нужен был суд присяжных, которые были бы на его стороне в судебном деле. Вполне понятно, что присяжных того периода обыкновенно подкупали или запугивали.
Во вставке к своей версии «Игры в шахматы» (The Game and the Playe of the Chesse) Уильям Кекстон сурово осуждает «адвокатов, людей закона и прокуроров суда», описывая, «как они поворачивают законы и статуты к своей выгоде, как поедом едят людей, как разоряют общину». Для примера мы можем прочитать великолепный юридический текст этого периода «Похвалу законам Англии» (De laudibus legum Angliae) Джона Фортескью и даже восхититься развитием, или «эволюцией», юриспруденции, но на практике закон весь прогнил и был изъеден червями. То же самое мы можем сказать и о парламенте, и о дворе. Не следует ожидать, что любой созданный человеком институт будет всегда находиться в порядке и полностью исполнять свои обязанности; только в историях они без затруднений движутся к предопределенному им концу.
Все эти беспорядки и несправедливости достигли критической точки в 1449 году. В тот год власти Генриха был нанесен смертельный удар, когда Карл VII на основании того, что англичане нарушили условия официального перемирия, согласованные два года назад, вошел в Нормандию, намереваясь полностью освободить эти территории от английского владычества; его успех был очевидным и очень быстрым. Города, до этого времени занятые англичанами, сдавались без боя трем французским армиям, которые шли на них по трем различным направлениям.
В ноябре 1449 года парламент собрался из-за печальных новостей из Франции, и на его второй сессии в начале 1450 года герцога Суффолка обвинили в измене. Утверждали, что он планировал способствовать вторжению Карла VII в Англию и что желал отдать свой замок в Уоллингфорде в распоряжение французского короля. Обвинение могло выглядеть далеким от реальности, но во времена упадка и подозрений в него поверили. Те, кто был ответственен за фиаско во Франции, должны были так или иначе ответить за него. В то же самое время лорд-канцлер Англии архиепископ Стаффорд отказался от должности. Суффолка поместили в Тауэр, где против него выдвинули обвинение в государственном преступлении; король вмешался и положил этому конец. Генрих не мог одобрить спектакль, поносящий его первого министра и советника.
Тем не менее палата общин не перестала выражать общественный гнев и желание мести. Они выдвинули вторую серию обвинений, среди которых был неопровержимый факт: Суффолк защищал Уильяма Тейлбойза от ареста и тюремного заключения. Тогда король созвал лордов во внутренних покоях дворца в Вестминстере, где отказался признать юрисдикцию парламента, взяв Суффолка под свое «господство и покровительство». Это была чрезвычайно неуклюжая манера действовать, но в то время казалось, что другого выбора нет. Несколько недель спустя Генрих объявил, что Суффолк будет изгнан из королевства на пять лет. Суффолк отплыл из Ипсуича в конце апреля, направляясь в Нидерланды, но не достиг порта назначения. Корабль, на котором он плыл, был захвачен, и герцога забрали на борт другого судна, где моряки быстро провели над ним суд. Суффолк был обезглавлен ржавым мечом, а тело его выбросили на берегу около Дувра.
