Он подкинул в воздух довольно толстую ровную ветку, которую до этого тщательно обстругивал — я думала, под вертел — и взмахнул рукой. Небольшое дуновение воздуха, и ветка, поменяв свое направление, мчится в меня, с силой вонзаясь в ствол дерева надо мной. Я задрала голову, разглядывая ее: она вошла в ствол на целую четверть. И это просто ветка, а не болт!
— И сколькими предметами одновременно ты можешь вот так… выстрелить?
— Четырьмя, — гордо сказал Кир. — Я сильный воздушник.
— Ты их всех убил?
— Надеюсь, нет, — ответил охотник. — Кому-то ногу прострелил, кого-то просто об землю головой приложил. Первых точно насмерть, и еще одному в шею попал, а хотел в плечо.
— Спасибо.
— Мил, я ведь не наемный убийца. Я люблю поймать добычу с минимальным ущербом.
— И как ты собирался справиться с полсотней степняков?
— Ветром, — пожал плечами Кир. — Как-нибудь раскидал бы.
— Ну-ну, — пробормотала я. — Раскидал бы он.
Кир внимательно на меня посмотрел:
— До чего ж ты на свою бабку похожа! — выдохнул он.
— На Антонеллу что ли? Не приведи богиня! Хотя да, пожалуй, похожа… — поморщилась я.
В отношении к детям мы с бабкой были схожи.
Стоп, а откуда он знает бабку Антонеллу? Бабка по матушке-то скончалась давно. А откуда же охотник узнал и про свадьбу, и про мой путь? Неужто бабка поспособствовала?
— Что смотришь, словно дырку во мне проковырять хочешь? — спросил Кир.
— Какая сволочь меня тебе продала?
— А сестренка твоя младшая, — беззаботно сказал охотник, тыкая палочкой в мясо над огнем. — Мы с ней в лесу договорились, когда вы землянику собирали.
Кровь отхлынула от моего лица. Неужто не осталось в мире родного человека, который был со мной честен? Отец, Славка…
— Что ж тянул так долго, — прошептала я. — Что ж тогда не украл?
— Пути готовил, — честно ответил Кир. — Человека украсть непросто, надо подготовить припасы, договориться с нужными людьми… да тебе это без надобности знать.
Поели мы молча, аппетит внезапно пропал. Будто воздух у меня вышиб проклятый охотник словами о Славке. Кир пытался меня расшевелить и до того уболтал, что я рассказала ему про историю с пожаром хотя б для того, чтобы он, наконец, замолчал.
— Понятно теперь, почему шабаки, — задумчиво сказал охотник. — Нет, обо мне все же будут слагать песни.
Каких-то внятных объяснений я от него так и не добилась.
Хотя Кир был очень болтлив — просто невероятно, как один человек может столько болтать о пустом! — толком он мне ничего не поведал. Его разговорчивость была сродни молчанию: он умел говорить, ничего не говоря. Но утомлял он меня ужасно.
Двигались мы быстро, и скоро земли Василевских миновали. Карту Славии я приблизительно представляла: мы двигались на запад к Галлии. Чья теперь была волость, я точно не помнила: то ли Волковых, то ли Беляниных. Если с Беляниными я была знакома, то Волковых не встречала ни разу: отец с ними дружбу не водил. Не признает меня Волков, некого просить о помощи.
Была у меня мысль до кнеса добраться: может и не откажет в помощи. К Белянину я бы, не задумываясь, обратилась, а коли Волков? Станет ли слушать? А дойду ли до кнеса без помощи? Денег нет, украшений нет, еду купить не на что. Воровать? Побираться? Догонит меня охотник. Оборотень свою добычу не упустит. От него не скроешься в лесу или в поле. Разве что в городе, но город еще найти надо.
На всякий случай я вела себя прилично, уговорив Кира не связывать меня. Так было удобнее обоим. Смириться со своим пленением не смирилась, но и время у меня утекало сквозь пальцы. Разум подсказывал мне, что бежать бесполезно, тогда как сердце рвалось к степи. Тоска накатывала порой — хоть вой.
Между тем Кир действительно был великолепным охотником. От наших стоянок не оставалось не то, что следов — запахов даже не оставалось. Как он это делал, я не понимала. И конь у него был непростой: скакал в лесу как в чистом поле, а на дороге, раскисшей после дождя, когда даже упавший лист оставляет след, после копыт не было даже ямки. Не найдут меня степняки.
Отец найдет по водным следам. Заговор я прочитала верно, а вода — она везде есть. Да только куда отцу нас догнать? По лесам да по полям петлять непросто, а у реки или у озера мы не останавливались. Большая вода бы его позвала издалека, а малую еще найти нужно.
При других обстоятельствах мы с Киром могли бы подружиться. Возраста мы были недалекого, вряд ли ему было больше двадцати пяти. Внешне, мне казалось, тоже были схожи. Оба высокие, худые, длиннолицые. У меня разве что волосы потемнее были, но все же походили мы друг на друга как брат и сестра. У меня даже подозрения были, не является ли Кир в самом деле мне родней. Про бабку он тогда оговорился — нет, явно не про Антонеллу. Кир из Галлии, а мать моей матери — галлийка. Я не знаю, какой зверь был внутри нее, может, лесная кошка, может, еще кто — но точно не волк и не медведь. Зверя Кира я тоже определить не могла. Слишком много совпадений! Глупо, конечно, мало ли оборотней в Галлии, но эта мысль позволяла мне чувствовать себя в безопасности.
Я усиленно вспоминала, что мне известно о бабушке, и понимала, что не знала ничего, кроме того, что она была государевой наложницей. Была ли она высока ростом? В кого обращалась? Была ли она несчастна? Кто остался на ее родине? Да я даже не знала, когда она умерла! А вдруг она еще живая? Живет себе где-нибудь во вдовьей комнате дворца, прядет пряжу и вспоминает прежние времена… Бабка Антонелла вон еще бодра и совершенно не собирается помирать! Почему я никогда не спрашивала отца о бабушке? Возможно, потому, что он когда-то запретил мне всякие расспросы о маме: ему было горько о ней вспоминать. Всё, что от матери осталось — портрет и серебряный венец.
— Кир, — толкнула я локтем охотника. — Где мой венец?
— Какой еще венец?
— Серебряный, — ответила я. — Который у меня на голове в день свадьбы был. Только врать не надо, что потерялся. Он никак не мог слететь.
— В сумке у меня твой венец, — неохотно ответил Кир. — Разве можно его потерять?
— Какое на нем заклятье? — не унималась я. — Отец не смог определить.
— А я почем знаю?
— Сдается мне, Кир, ты знаешь куда больше, чем говоришь.
— Сдается мне, Мила, что ты слишком умная для женщины. Ты бы поучилась молчать, тебе пригодится.
Разговаривали мы с Киром на галлийском. Он сказал, что мне придется жить в Галлии, поэтому в моих же интересах знать язык в совершенстве, а я с ним — неслыханное дело! — согласилась. Первое время я говорила медленно и не успевала понимать его быструю насыщенную речь. Всё же одно дело читать книги и разговаривать с учителем, а другое — с таким балаболом, как Кир. Однако через неделю практики я говорила много и красиво, вспомнив даже поговорки и речевые обороты на галлийском. Кир говорил, что у меня есть акцент, но не сильный, а даже в чем-то очаровательный.
