— Вот еще глупости! — резко бросила Каролина. — А я тебе говорю, что это платье счастливое. Я его надевала только один раз — и в тот вечер была королевой бала; поклонников у меня было столько, сколько жемчужин на этом платье.
— Что ж, надеюсь, оно принесет вам удачу, миледи, — ответила Мария.
Каролина не сомневалась в этом, когда с высоко поднятой головой вышла из комнаты и пошла по коридору, ведущему к парадной лестнице.
Она немного опоздала. Гостиная уже была полна народу. Каролина отметила, что гостившие в замке держались маленькими группами; они смотрелись неловко и как-то неуместно среди сквайров и их жен — те, может быть, и выглядели провинциальными, но были дворянского рода и держались с властной уверенностью.
Оглядываясь в поисках знакомых лиц, Каролина увидела в углу рядом с мистером Страттоном Харриет и с удовлетворением отметила, что та выглядит очень хорошенькой в розовом бальном платье и на удивление свободно чувствует себя в обществе мистера Страттона. Каролина направилась к ним.
Заметив, что к ним приближается Каролина, Харриет с неподдельной радостью воскликнула:
— Каролина, ну разве это не замечательно! Я в таком восторге! В последний момент папа устроил ужасный скандал; я боялась, что он запретит мне идти в замок. Он заявил, что у этого платья слишком большое декольте, и позволил мне уйти только после того, как закрыл мне плечи старым шарфиком.
— И где же этот шарфик сейчас? — спросила Каролина с улыбкой.
Харриет покраснела.
— Он наверху вместе с накидкой. Мне очень стыдно за свое поведение, но шарфик такой старый и поношенный! Это очень дерзко с моей стороны, но папа никогда не узнает, что я его сняла, правда?
При одной только мысли об этом лицо ее побледнело. Каролина поспешно принялась ее успокаивать.
— Ну откуда же ему узнать? Не волнуйся. Мы сохраним твою тайну, правда, мистер Страттон?
— Забудьте сегодня о своем отце и его брани, — заявил мистер Страттон, глядя на Харриет почти с видом собственника. — Вместо этого думайте только о тех, кто, как я, твердо намерен сделать все, чтобы вы веселились от души.
— О, сэр, вы слишком добры ко мне, — ответила Харриет, обращая к нему взгляд больших карих глаз, в которых уже появилось выражение почти собачьей преданности.
Каролина начала оглядываться вокруг и на противоположной стороне комнаты заметила человека, лицо которого ей показалось знакомым. На нее смотрел высокий молодой человек, одетый по последней моде; в правой руке он держал монокль. Он начал поднимать руку с моноклем, а Каролина пыталась сообразить, где его видела. Она совершенно отчетливо помнила этот хмурый взгляд темных глаз и опущенные вниз уголки презрительно усмехающегося рта.
Неожиданно она вспомнила. Будто ледяная рука сжала ее сердце, и комната поплыла перед глазами. Словно во сне, она видела, как миссис Миллер отделилась от группы вновь прибывших и, подойдя к молодому человеку с моноклем, что-то шепнула ему на ухо. Он как будто слушал миссис Миллер, но продолжал пристально смотреть на Каролину, и ей показалось, что усмешка его стала еще заметнее.
Каролина резко отвернулась; мгновение спустя она обрела голос.
— Скажите, — обратилась она к мистеру Страттону, — кто этот человек у окна с моноклем в руке?
— Который? — рассеянно спросил мистер Страттон.
— На нем бархатный фрак винного цвета, — пояснила Каролина.
— А, вижу! — обрадованно сказал мистер Страттон. — Неужели не знаете? Это кузен Вейна — Джервас Уорлингем.
Слова его лишь подтвердили то, что Каролина ожидала от него услышать. Теперь она совершенно ясно вспомнила, где видела это лицо раньше — почти сросшиеся брови, тонкий, словно сдавленный нос. Она вновь увидела, как он поднимается на ноги, когда она вошла в «Собаку и утку», услышала, как его голос — удивленный, но даже в удивлении раздраженный и сердитый, — спрашивает: «Что вы здесь делаете, Риверсби?»
Да, несомненно, это был тот самый человек. Теперь-то она понимала, что должна была сообразить: молодой человек из гостиницы мог оказаться кузеном лорда Брикона, которого ей было так любопытно увидеть. Но почему-то — хотя теперь она сама удивлялась собственной недогадливости — ей не пришло это в голову. Нет, она не забыла человека в зеленом сюртуке, но не принимала его во внимание, вспоминая события того вечера, потому что подсчитала: по времени он не успел бы уйти из гостиницы, встретить Розенберга и убить его, прежде, чем она дошла до домика в лесу.
Однако теперь, поразмыслив, Каролина решила, что он вполне мог убить Розенберга. Несколько минут у нее ушло на то, чтобы подняться наверх вместе с хозяйкой гостиницы и выслушать ее болтовню в спальне. Какое-то время ушло на то, чтобы обдумать, как ей быть, запереть дверь, вылезти из окна, спуститься на плоскую крышу, а оттуда — на бочку с водой. Ох, и простофиля же она! Ну конечно, у человека, идущего быстрым шагом, да еще напрямик, было время добраться до домика, совершить намеченное и уйти.
Но даже если все так и было, как ей доказать это? Поверит ли ей хоть кто-нибудь, если она сообщит, что Джервас Уорлингем находился в «Собаке и утке» в тот вечер, когда произошло убийство? Конечно, он как-то замел свои следы. Лорду Милборну не было известно о том, что он там был.
Нет, мистер Уорлингем поступил очень умно; тем не менее, она могла дать свидетельские показания — если ей поверят, — что он был там.
На обед Каролина шла в растерянности. Она почти не слышала, о чем говорили сидевшие по обе стороны от нее, почти не замечала сверкающего великолепия стола, на котором стояли золотые вазы и канделябры, украшенные желтыми орхидеями и длинными веточками вьющихся декоративных растений.
Обед был превосходным. Подавались блюда, делавшие честь кулинарному искусству поваров. Жареная оленина, баранина, говядина и телятина с экзотическими соусами. Цыплята, голуби и гуси были нафаршированы трюфелями, устрицами и редкими специями. Кабанья голова, целый молочный поросенок, несколько видов ветчины и заливное — красочное, словно восточная мозаика, — подавались холодными. Пирамида из сбитых с вином и сахаром сливок и различные сорта желе появились на столе вместе с четвертой сменой, состоявшей из дюжины блюд. Даже в Сейл-парке, известном своими садами, Каролина редко видела такое обилие оранжерейных фруктов, поданных на десерт.
Каролина ела мало и пыталась заставить себя сосредоточиться на том, что ей говорят, внимательно слушать и хоть как-то отвечать, пусть даже не очень вразумительно. Но все это время она думала о появлении мистера Уорлингема в гостинице, о его знакомстве с сэром Монтегю и — самое главное, — узнал ли он ее.
Она вспомнила, как тогда отвернулась, чтобы тень от шляпы падала ей налицо. Быть может, он не понял, кто она. Если он ушел из гостиницы в тот момент, когда она поднималась наверх, то едва ли вернулся обратно, совершив преступление.
Он должен был убраться оттуда как можно скорее, чтобы не было свидетелей его присутствия рядом с местом преступления, и, следовательно, мог не знать, что сэр Монтегю искал ее в лесу. Почему же никто не сообщил, что он там был? Молчание сэра Монтегю означало одно из двух: или он был в сговоре с мистером Уорлингемом, или неприязнь к последнему, столь явно выраженная в гостинице, была искренней, а посему сэра Монтегю не интересовали передвижения мистера Уорлингема, и он надеялся на взаимное безразличие. Если последнее предположение верно, тогда, с точки зрения сэра Монтегю, чем меньше людей замешано во всей этой истории, тем лучше.
