Каролина отворила дверь спальни и медленно пошла по коридору. Стояла тишина, было слышно только шуршание платья и мягкий шорох кружевной фаты, тянущейся за ней по ковру. Дойдя до парадной лестницы, она посмотрела вниз. В центре пустынного холла ее ожидал лорд Брикон.
Спускаясь по лестнице, Каролина чувствовала, что он наблюдает за ней, но, подойдя ближе, поняла, что смотрит он с непроницаемым видом. Казалось, она видит перед собой незнакомого человека. Он никак не реагировал на ее приближение, не улыбнулся ей; когда же, поклонившись, лорд Брикон предложил ей свою руку, Каролине стало ясно, что он по-прежнему не простил ее.
В молчании они пересекли холл и свернули в коридор, начинавшийся за столовой, — туда Каролина еще ни разу не заглядывала. Теперь здесь горели свечи — освещался весь коридор, настолько хватало глаз. Вдоль стен выстроились лакеи. Вскоре в отдалении она услышала невнятные голоса; их было едва слышно, но все равно это были шепчущие, бормочущие, сплетничающие голоса, и Каролина догадалась, что гости собрались в часовне и ждут их.
Она не ошиблась. Лакеи распахнули настежь большую двустворчатую дверь; тотчас полились мощные звуки органа, и Каролина увидела всех гостей лорда Брикона, сгрудившихся в узком помещении. Одни устроились на дубовых скамьях, другие стояли вдоль стен. Многие джентльмены небрежно облокотились на мраморные гробницы и памятники. С галереи выглядывали слуги; их чепчики и напудренные парики белыми пятнами выделялись в темноте под крышей с тяжелыми балками. На мгновение Каролине непреодолимо захотелось скрыться от любопытных взоров, устремленных на нее. Рука ее, лежавшая в руке лорда Брикона, задрожала, но он никак не ободрил ее; вместо этого Каролина почувствовала, что он неумолимо тянет ее вперед.
В часовне было темно, хотя в каждом из двух больших золотых канделябров, установленных по обе стороны алтаря, горело по дюжине свечей. Было холодно; в воздухе стоял запах пыли и плесени, от которого Каролина начала задыхаться.
Пока лорд Брикон вел ее к алтарю, где их ждали епископ и капеллан замка, Каролина подняла взгляд на восточное окно за алтарем; вначале ей показалось, будто оно задернуто грязными шторами, но затем она разглядела, что его наполовину закрыла паутина — потемневшая и посеревшая от времени, она, точно рваное кружево, свисала с потолочных балок, покрывала каменные арки и витражи, одевала в нищенские лохмотья старинные экраны с резными ангелами за алтарем.
Было мрачно и жутко; когда Каролина дошла до алтарных ступенек, и все собравшиеся оказались у нее за спиной, ей показалось, будто она, лорд Брикон и епископ образуют живую картину, которой угрожает распад и тлен — то, к чему, в конце концов, должно вернуться все живое.
Поразительно ясно Каролина отмечала отдельные мелочи. Блеск серебряного креста — словно кто-то наскоро протер его; чистоту алтарного покрова, окаймленного кружевом, резко контрастирующую с тусклым, в пятнах, вышитым покрывалом перед алтарем; золотые нити на нем были разодраны, а на темно-красной поверхности виднелись мелкие дырочки, явно проеденные молью. На грязном полу лежали две белоснежные шелковые подушки, приготовленные с тем, чтобы жених и невеста преклонили колени.
Раздался голос епископа. И опять Каролина ощутила себя словно во сне. Это состояние усилилось до такой степени, что она могла наблюдать происходящее почти со стороны. Она видела себя — бледную, но спокойную рядом с лордом Бриконом; слышала собственный голос, четко и неторопливо произносящий обет; наблюдала, как рука ее, бледная и безжизненная, точно из воска, перешла из пухлой руки епископа в ладонь лорда Брикона.
Все еще как во сне, она слышала слова лорда Брикона:
— Я, Сеймор Беркли Фредерик Александр Триувик, беру тебя, Каролина Джастина, в жены, дабы впредь с сего дня принять и оберегать в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, дабы любить и лелеять, покуда смерть не разлучит нас по Святому Предопределению Божию, и в том даю тебе мое слово.
Он говорил твердо и громко, но бесстрастно. Каролине казалось, что голос его холоднее, чем сама часовня. Она почувствовала, как от этого тона ее охватил озноб; и все же дрожала не она сама, а незнакомая ей особа — эта девушка носила ее имя и говорила ее голосом, но в это мгновение все чувства застыли в ее оледеневшей груди.
Каролина протянула руку, и лорд Брикон надел ей кольцо на безымянный палец левой руки. Она заметила, что это не обручальное кольцо, а кольцо с печаткой, которое он снял с мизинца: на изумруде был выгравирован его геральдический знак. Кольцо было ей велико, и Каролине пришлось согнуть палец, чтобы она не упало.
Служба закончилась, и молодые преклонили колени, чтобы получить благословение епископа. Орган, все это время звучавший негромко, заиграл свадебный марш во всю мощь. Каролина и лорд Брикон повернулись лицом к гостям и пошли к дверям. Но едва они сделали несколько шагов, как их окружили. Мужчины хлопали лорда Брикона по спине; женщины, которых Каролина никогда раньше не видела, бесцеремонно лезли с поцелуями и льстивыми поздравлениями.
Наконец, им удалось вернуться в огромный зал. Здесь их ожидало шампанское. Произносились тосты, высказывались всевозможные пожелания, на которые нужно было отвечать; Каролина не могла дождаться, когда все это кончится. Играла музыка, но никто не шел танцевать. Гости предпочитали разговаривать и смеяться с бокалами в руках. Каролине казалось, что прошло несколько часов; от улыбки у нее свело рот; от усталости болело все тело.
Она стояла рядом с лордом Бриконом, но с таким же успехом могла быть за сотню миль он него. Он ни разу не обратился к ней, даже ни разу не взглянул в ее сторону. Наконец гости постарше начали прощаться. Ко входу были поданы кареты; один за другим отъезжающие подходили еще раз пожелать молодым счастья, пожать руку лорду Брикону и поцеловать Каролину.
Каролина заметила, что многие вернулись в комнату для карт, в том числе и миссис Миллер. Но Джервас Уорлингем долго стоял в дальнем конце зала, прислонившись к стене, и наблюдал за теми, кто столпился вокруг лорда Брикона и Каролины.
Каролина постоянно помнила о его присутствии и не раз ловила себя на том, что невольно смотрит в его сторону. Она не могла забыть о нем и почти физически ощущала враждебность, направленную на них. Когда же, наконец, большинство гостей разъехалось, она увидела, что он тоже исчез.
Неожиданно наступила тишина. Никто больше не подходил прощаться. Лорд Брикон и Каролина остались в зале одни, не считая все еще играющих музыкантов и с полдюжины джентльменов, сидящих в дальнем конце зала; судя по их голосам и смеху, они были уже навеселе.
Каролина взглянула на лорда Брикона. Впервые после свадебной церемонии она посмотрела ему в лицо и обратилась к нему:
— Вы позволите мне удалиться, милорд?
Каролина говорила вежливым тоном, но если бы он повернул голову, то увидел бы, что в глазах ее затаилась мольба, а губы спрашивали совсем о другом; однако лорд Брикон едва взглянул на нее:
— Как угодно вашей милости.