ОТПУСТИ МЕНЯ.
Я не могу.
ПОСМОТРИ, ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ.
Мне очень жаль.
ГРАБИТЕЛИ. ЗАХВАТЧИКИ. ПОСМОТРИ, ВО ЧТО ОНИ ПРЕВРАТИЛИ МОЕ НЕБО. НА ШРАМЫ НА ЗЕЛЕНОЙ ЗЕМЛЕ. КРОВОПИЙЦЫ. ВЫ ВСЕ.
Зверь смотрел на нее полным ярости взглядом, и в этой бездонной черной бездне ее отражение казалось крошечным и испуганным. Она знала, как убого звучат все ее сожаления. Она стояла рядом и просто смотрела, как отец уродует это великолепное существо. Она ничего не сделала, чтобы остановить его. Да и зачем? Это приказ избалованного царька. С манией величия и слепой гордыней.
Это последний великий зверь-ёкай во всей Шиме. И что они с ним сделали?
Зверь закрыл для нее свои мысли, и она погрузилась в пустую тьму. Его ненависть была ощутимым, темным сиянием, горевшим, как летнее солнце. Не мигая, он смотрел на нее, бросая бессловесный вызов. Хотя он молчал, она могла прочитать каждую его мысль так же отчетливо, как если бы он произнес их вслух.
Посмотри, что они сделали со мной. Ты позволила им это. Посмотри мне в глаза. Не стыдно за себя и за всю вашу жалкую расу?
Гром холодом прокатился по ее позвоночнику. Вздрогнув, Юкико опустила глаза и отвернулась.
Когда она вошла в каюту, отец лежал в гамаке и смотрел в потолок. Его грязная одежда висела на стене, а сам он был в старых брюках хакама: голый торс и покрытые татуировками руки – черные чернила выцвели до синевы, края расплылись от времени. Он был в хорошей форме, но бледная кожа цветом напоминала мел, блестела от пота и пахла лотосом.
Он даже не взглянул на нее, когда она вошла.
Она закрыла дверь и села рядом с гамаком на шаткую деревянную табуретку. Ее миндалевидные глаза, прикрытые веками, блестели в свете лампы – единственный подарок, оставшийся ей от матери, покинувшей ее так давно. Глаза, наполнившиеся слезами и с недоверием смотревшие на отца, когда он в садах сёгуна сказал ей, что мать ушла.
– Лучше бы я ушла вместе с ней, – она старалась говорить тихим спокойным голосом; ей не хотелось выглядеть истеричкой. Но слова должны были ранить его.
– Лучше бы я оказалась где угодно, но только не здесь, с тобой.
Он долго молчал, и тишина была наполнена гневом и шумом падающего дождя.
– Ты хочешь невозможного, – мягко сказал Масару. – И этим напоминаешь ее.
– Надеюсь, не только этим.
Снова пауза. Масару глубоко вздохнул.
– Если тебе так хочется ненавидеть меня, то ненавидь меня за те ошибки, которые я совершил.
– Например, за то, что изуродовал это несчастное животное?
– Его перья отрастут. Как и у любой другой птицы. Скоро начнется линька.
– Ты ведь отдашь его ему? Сёгуну.
Масару вздохнул.
– Конечно, Юкико. Я дал клятву.
– Он просто жадный мальчик. Он не заслуживает столь прекрасного создания.
– Иногда мы получаем то, что не заслуживаем. Мы играем теми картами, которые нам раздали, а не скулим о несбывшемся. В этом и заключается разница между взрослым и ребенком.
Но я – ребенок, захотелось крикнуть ей.
– Я знаю о тебе и Касуми, – сказала она.
Он кивнул, не сводя глаз с потолка.
– Мать рассказала?
– Нет. Я вижу, как ты на нее смотришь.
– С Касуми все кончено. Я прекратил это, когда твоя мать…
– Поэтому она ушла? Даже не попрощавшись со мной?
Он долго молчал, облизывая сухие губы.
– У нее было много причин.
– Ты винил ее из-за Сатору, – Юкико сморгнула слезы. – Ты выгнал ее.
Лицо Масару потемнело, как будто облака закрыли солнце.
– Нет. Сатору… это была моя вина. Я должен был быть там. Я должен был быть отцом для вас. Но, боюсь, у меня всегда плохо получалось.
– Ты боишься, – огрызнулась она. – Всю свою жизнь ты убегал. Ты оставлял нас одних ради своей великой охоты. Ты поменял свою жену на другую женщину. Ты бросаешь меня каждый раз, когда тебе охота покурить эту вонючую траву. Ты – трус.
Масару медленно сел, перекинув ноги через край гамака, и спрыгнул на пол. Глаза его сверкали от ярости, словно отшлифованная сталь. Он подошел ближе.
– Если бы я был трусом, я бы убежал, как предлагала мне твоя мать, – голос его дрожал от гнева. – Я бы никогда не встал на сторону сёгуна Йоритомо после смерти сенсея Риккимару. Она предложила мне нарушить присягу. Стыд и позор.
– А если бы ты это сделал, она сейчас была бы здесь.
– Юкико, прошу тебя…
– Сатору был бы жив.
И тогда он ударил ее, дал ей пощечину, и ее звук показался громче, чем песня крыльев арашиторы. Она потеряла равновесие и упала, ударившись головой о стену, волосы закрыли ее лицо.
– Черт тебя побери, девочка, – прошипел ее отец. – Я присягнул на верность сёгуну. И я до сих пор под присягой. Если я нарушу свое слово, он отнимет у меня все. Все, ты понимаешь?
А как же я, хотелось ей плакать. Ведь я бы осталась с тобой.
Он посмотрел на свою руку, на отпечаток ладони на ее щеке. И внезапно стал похож на развалину, на старика, в тело которого медленно проникал яд, забиравший жизнь по капле.
– Когда-нибудь ты поймешь, Юкико, – сказал он. – Когда-нибудь ты узнаешь, что иногда нам приходится чем-то жертвовать ради самого важного.
– Чести, – она выплюнула это слово, и на глаза набежали слезы.
– И чести тоже.
– Все это ложь. В том, что ты делаешь, нет никакой чести. Ты – слуга. Мальчик на побегушках, убивающий беспомощных животных по приказу труса.
Склонив голову, Масару стиснул зубы и сжал кулаки. Он часто дышал, и его ноздри подрагивали. В гневе он уставился на нее.
– Я ненавижу тебя, – прошипела она.
Масару открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент пространство перевернулось набок. Над кораблем раздался страшный грохот, от которого вылетело стекло иллюминатора, заставив Юкико вздрогнуть. Невидимая сила швырнула их через комнату, впечатав прямо в твердую, как камень, стену. Когда она и отец упали на пол, ей показалось, что ее голова раскололась пополам, и из глаз посыпались искры. Корабль трясло, палуба ходила под ногами, словно при землетрясении. В небо рвался кипящий пар.
Юкико открыла глаза, вытирая кровь. Корабль под ними болтало со страшной силой. Через трещину в иллюминаторе она видела, как облака пылали мерцающим оранжевым светом. Резкий запах дыма наполнил воздух. Они горели.
13. Падение
Корабль рывками падал вниз. Голова распухла от приливающей крови, и Юкико зажмурилась. Она чувствовала, как крепко держат ее руки отца. Палуба прыгала под ногами. Юкико споткнулась и упала, но сильные руки отца быстро подняли ее на ноги.
