– Ты сможешь залезть на дерево в этом костюме? Спать на земле небезопасно.
– Хай, я могу лазить по деревьям.
– Мы отправимся на рассвете. Мы хотим пойти на юг, к Йаме.
– Как скажешь.
– Ну, тогда… Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Юкико-чан.
Она развернулась, проскользнула через заросли, взобралась на дерево к Буруу и прижалась к нему. Он заботливо прикрыл ее крылом. Они смотрели, как Кин снова надевает свой инсектоидный шлем, закручивая болты и переключая рычаги на запястье. Спирали труб на его спине, взревев, заработали, выплевывая ярко-синие языки пламени, поднимая его вверх, в ветви древнего клена. Он лег среди ветвей, закрепив себя стальным тросом из капсулы на бедре. Розы, мимо которых он пролетел, почернели и сникли от выхлопных газов лотоса.
Буруу рыкнул, глядя на увядшие, уничтоженные цветы.
РАСХИТИТЕЛЬ. ОНИ УНИЧТОЖАЮТ ВСЕ, К ЧЕМУ ПРИКАСАЮТСЯ.
Юкико смотрела на силуэт с заводным механизмом. Из разорванного металла летели прерывистые синие искры. Кроваво-красный прямоугольник светился, как око голодного призрака. Голодного волка, спускающегося зимой с горы. Она помотала головой, стараясь выбросить из головы странные фантазии.
Но уснула она не скоро.
17. Стать ветром
Буря бушевала всю ночь.
Юкико улучила лишь несколько часов полноценного сна, как тусклый утренний свет прорвался сквозь зеленый занавес, заставив ее открыть глаза. Ей снова снился зеленоглазый самурай, плывущий по алым волнам моря из лотосов. Он протянул руку, чтобы коснуться ее губ, и она, дрожа, замерла от восторга. Теперь она хмурилась от этих дурацких снов и воспоминаний. Она – одна, в первобытном лесу, в компании с несуществующим зверем и проклятым гильдийцем, и вместо того, чтобы думать, что делать дальше, она спит и видит сны о мальчишках.
Она открыла глаза, и в животе у Буруу заурчало в унисон с тихим урчанием в ее собственном желудке. Кин уже проснулся и стоял под раскидистыми ветвями своего клена, держась на безопасном расстоянии от грозового тигра. Он пытался разогнуть разорванные пластины своей кожи при помощи гаечного ключа, стуча по разорванным трубам рукояткой, стараясь соединить их как можно плотнее. Тупой лязг металла заглушал шум дождя.
Юкико ощупала влажные корни под своим деревом и нашла несколько грибочков. Прежде, чем пойти искать дальше, она предложила половину Кину.
– Не надо, – прожужжал он, указывая на пучки труб и отсеков на своей спине. – Мне хватит питания на несколько недель.
Юкико удивленно моргнула.
– Этот костюм кормит меня внутривенно. Сложная цепочка белков и минеральные добавки. Нам запрещено есть пищу хаданаси.
Юкико нахмурилась, услышав это слово.
– Что такое «хаданаси»?
– Люди без кожи, – он пожал плечами. – Такие, как ты.
– А что не так с такими людьми, как я? – Юкико положила руки на бедра.
– Вы загрязнены лотосом. Как и пища, которую вы едите, и вода, которую вы пьете. Нам запрещается вступать в непосредственный контакт с его цветами или с тем, что касается их.
– Оглянись, – засмеялась Юкико. – Ни одного лотоса на несколько миль вокруг. Им тут и не пахнет. Давай, попробуй грибочков.
Кин покачал головой.
– Запрещено.
– Ну, костюм тебе тоже запрещено снимать, как и показывать лицо девушке-хаданаси. – Она прикрыла рот руками, изображая ужас. – Но это не остановило тебя на неболёте.
О ЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ?
Тсс.
ТЫ СЛИШКОМ МНОГО ГОВОРИШЬ С НИМ. ПОГОВОРИ СО МНОЙ.
Буруу подтолкнул ее клювом, чуть не сбив с ног.
Минуту!
Юкико протянула грибы Кину, ободряюще кивая. Тот тихо вздохнул и скривился. Оглянувшись по сторонам, как будто кто-то действительно мог увидеть его, он расстегнул застежки на шлеме. Горловина снова развернулась, обнажив переплетающиеся пластины, которые изогнулись в красивых па, раскрываясь. Металл заскрежетал, будто два клинка терлись друг о друга. Она услышала сухой чмокающий звук, когда Кин снял шлем, прижав его к себе рукой, изо рта у него тянулись секции кабеля, которые тоже терлись между собой. Он взял гриб с протянутой ладони и сунул его в рот, на пробу. На лице у него отразились сомнения, но, тем не менее, он съел и второй гриб.
– Странный вкус, – он покачал головой.
– Приготовлено по уникальному рецепту Йиши, – улыбнулась Юкико. – Экологически чистый продукт – чище и быть не может.
– Ну, хоть что-то.
– Почему Гильдия так боится контактов с лотосом?
– Он отравляет разум. Загрязняет сознание. А мы должны оставаться чистыми. Беспристрастными. Тогда мы сможем надлежащим образом контролировать его использование. – Он снова коснулся рукой лба и, пожав плечами, произнес. – Кожа сильна, плоть слаба.
– А на остальных тебе наплевать? Пусть дышат? Отравляют свои тела, туманят разум?
– Мне? – он моргнул. – Мы говорим не обо мне. Не я устанавливаю правила.
– Но ты соблюдаешь их.
– Когда это необходимо. Мы все подчиняемся кому-то, Юкико-чан. Или ты приехала сюда поохотиться на грозовых тигров по собственному желанию?
О ЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ?
Тсс. Я скоро расскажу тебе.
– Значит, ты никогда не курил лотос? Никогда не прикасался к нему?
Он долго молчал. Когда он заговорил, голос его стал нерешительным, мягким.
– …Только один раз.
Он снова надел шлем, оглядывая раскачивающийся зеленый занавес, пелену дождя. Глаза его светились, и ее искаженное алое отражение плавало в линзе.
– Давай уже пойдем. Твой друг выглядит голодным.
И он полез сквозь кусты. Юкико и Буруу последовали за ним.
ОН МНЕ НЕ НРАВИТСЯ.
Юкико улыбнулась про себя.
Ты ревнуешь?
ОН СЛИШКОМ МНОГО БОЛТАЕТ. ОТ ЗВУКА ЕГО ГОЛОСА У МЕНЯ ЛОМИТ УШИ. ТРЕШИТ, КАК МАРТЫШКА. И ОН ТАКОЙ ТОЩИЙ. БЛЕДНЫЙ.
Ты ревнуешь!
ГЛУПОСТИ. Я – АРАШИТОРА. ОН – ЧЕЛОВЕК. СЛАБЫЙ. ЩУПЛЫЙ.
Ну, хорошо, нечего ревновать. Он просто странный мальчик. Но он безвреден.
СКАЖИ ЭТО ВОРОБЬЯМ, КОТОРЫЕ, ЗАДЫХАЯСЬ, УМИРАЮТ ПРЯМО В НЕБЕ. ИЛИ РЫБАМ, КОТОРЫЕ ТОНУТ В ЧЕРНЫХ ВОДАХ РЕК. СКАЖИ ЭТО КОСТЯМ МОИХ ПРЕДКОВ.
Буруу зарычал так низко и утробно, что этот звук завибрировал у нее в груди.
ОН И ЕГО ПЛЕМЯ – ЭТО ЯД.
Юкико ничего не ответила, и Буруу погрузился в угрюмое неловкое молчание. Троица, спотыкаясь, брела сквозь ливень, и каждый был погружен в свои мысли. Над головой сверкнула молния, на секунду осветив все вокруг ярко-белым цветом – мир стал прозрачным и чистым. Но тем темнее показался наступивший после этого мгновенья мрак.