Его звали Тора Сэйдзи-но Такео.
Он был строен и умен, горд и осторожен и умел ухаживать за торами – великими тиграми островов Шима. Он унаследовал это ремесло от своего отца, Такео-но Неру, умершего от черной чумы около десяти лет назад.
Сейдзи был Смотрителем тигров Йоритомо – из них в живых на острове оставалось лишь трое. Поэтому у него было много свободного времени, чтобы заниматься другими делами. Он и занимался – приставал к девушкам-служанкам, писал простенькие стишки или слушал пиратское радио, когда курил со своим другом Масааки, Главным конюхом (последняя лошадь Шимы сдохла восемнадцать лет назад, и Масааки посвятил все свое свободное время, которого у него было в избытке, развитию поистине впечатляющей зависимости от лотоса).
Три несчастных тигра, бродившие по садам Йоритомо, на самом деле были рождены и выращены в неволе. Любой идиот мог их накормить. Любой дурак, у которого есть пара рук, мог убрать за ними дерьмо, если Наоки, самый вредный из троицы, решал навалить кучу у дверей кухни. Но сёгун Йоритомо настоял на том, чтобы сохранить за Сейдзи его работу, несмотря на преклонный возраст. Платил ему зарплату, как и Главному охотнику, и Главному ястребятнику, и Смотрителю журавлей. Жизнь была неплохая. Просто скучная.
Вернее, она была скучной до прошлой недели.
И вот он здесь, в маске из косынки и с широченной лопатой, пришел убрать дерьмо грозового тигра.
Зверь храпел в центре арены, бока его высоко вздымались, поднимая вверх соломинки с каждым вдохом могучих легких. Сейдзи вошел в чашу (железные ворота скрипнули – надо запомнить и потом взять смазку у лотосменов). Тигр открыл глаза, но сразу же снова закрыл, бросив презрительный взгляд на смотрителя.
В воздухе стоял гул от жужжания лотосовых мух, и Сейдзи крался на цыпочках и вздрагивал всякий раз, когда лопата издавала металлический звук, ударяясь о камень. Он знал, что цепь, на которой сидел зверь, слишком коротка, чтобы он мог дотянуться до края чаши, если бы Сейдзи пришлось спасаться бегством. Но все равно ему было страшно до дрожи в руках, и этот холодный страх расползался по всему телу. Это был легендарный зверь – один из великих серых ёкаев, дитя Райдзина, Бога Грома. Он походил на торов, как тигр на домашнюю кошку.
Но Сейдзи был преданным человеком, присягнувшим верно служить сёгуну, и он был благодарен Йоритомо-но-мие за то, что тот оставил его при дворе, и сохранил зарплату, и избавил от житейских трудностей и переполненных канав Даунсайда. Поэтому, когда ему приказали ухаживать за арашиторой, он поклонился и пробормотал благодарности своему великому господину – Девятому Сёгуну из династии Казумицу, следующему Танцующему с бурей в Шиме, и принялся за поиски большой лопаты.
Вытирая лоб, Сейдзи еще раз взглянул на арашитору. Великолепное, величественное животное – чудище из детских сказок и пыльных легенд неожиданно появилось в реальности. По городу уже ползли слухи о странной (и, Сейджи пришлось признать, хорошенькой) девушке, приехавшей с ним. Ее тут же прозвали «Араши-но-ко». «Девушка Бури». Бусимены шептались, что она дрессирует зверя и будет тренировать его до тех пор, пока не начнется линька, не вырастут новые перья, чтобы…
Подождите-ка.
Сейджи прищурился во мраке, держа в руках лопату.
А это что такое?
Смотритель тигров прокрался вперед, ступая темными мягкими тапочками по камням. Вытянув шею и прищурившись, он разглядывал белый предмет, торчавший среди соломы, в нескольких футах от задней лапы арашиторы. Зверь фыркнул и заурчал во сне, и Сейдзи застыл, как танцовщицы кабуки, когда затихает музыка. Несколько мучительных минут он боялся шевельнуться, и мухи щекотали его кожу.
Снова почувствовав себя в безопасности, он опустился на колени, схватил свою находку и торопливо, на цыпочках, вернулся к своей тележке, пытаясь разглядеть странный предмет в тусклом свете фонаря с чи. У него перехватило дыхание, когда он понял. Широкое, как его бедро, белое, как снег, с аккуратным срезом, сделанным, должно быть, очень острым лезвием.
Это было перо.
Выпавшее из-за линьки перо.
29. Мухи-однодневки
Пытаясь удержаться на плечах Буруу, Юкико дважды обернула поводья вокруг запястья. Лицо ее блестело от пота. Арашитора петлял по полосе препятствий, описывая круги вокруг железного стержня, к которому он был прикован, как собака, бесконечно преследующая свой собственный хвост. Касаясь друг друга, они превращались в единый организм – их сердца бились в унисон, разгоняя горячую кровь по венам друг друга. Она чувствовала, как напряжены его мускулы под перьями, ощущала слабый запах озона и пота – обещание дождя, пронизывающее воздух перед грозой.
Она уже упала один раз на радость бусименам и снова расслабила мышцы, приготовившись свалиться еще раз.
Давай.
Она сильно потянула поводья, и Буруу, повернув голову, резко дернул влево и врезался в солому. С проклятиями и убедительным визгом Юкико сорвалась с его плеч, перелетела через тюк и, сгруппировавшись, шлепнулась на камни. Буруу встал на задние лапы, издав горловое рычание, которое подозрительно напоминало издевательские смешки. Бусимены, наблюдающие за шоу, разразились хохотом. Юкико сорвала с лица очки и сердито поглядела на зверя, смахивая волосы с лица.
– Неуклюжий придурок! – ее крик потонул в смехе верхних скамеек. – Ну что в этом сложного? Ты слепой или просто глупый?
Демонстративный рык Буруу умиротворяюще вибрировал у нее в груди. Она мысленно улыбалась ему, ругаясь вслух и радуясь, что он снова рядом. Среди всех разговоров шепотом и подковерных интриг последних недель он был постоянным, истинным направлением, по которому ей следовало сверять свой путь. Когда они были не вместе, его отсутствие ощущалось тупой болью. Но в течение нескольких часов ежедневного общения с ним она жила гораздо более полной жизнью, чем когда-либо после смерти Сатору.
Она поняла, что слова, сказанные им на палубе гильд-лайнера, были правдой.
Теперь он был ее братом.
АИША СОГЛАСИЛАСЬ С ТВОИМ ТРЕБОВАНИЕМ?
Да. Они тайком выведут моего отца из камеры через несколько дней. Она хотела подождать до празднований двухсотлетия, но она не видела его запертым в этой дыре. Не видела, что с ним происходит. Она говорит, что это сложно, но меня это не волнует. Пока она не говорит, что это невозможно.
НЕТ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО.
Вздохнув, она отбросила волосы за плечи, поднимаясь с камня. Поморщившись, потерла ушибленное бедро.
Еще несколько дней цирка. И мы исчезнем отсюда.
ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ, И ТЫ ПРЕВРАТИШЬСЯ В ОДИН СПЛОШНОЙ СИНЯК.
Мрачные аплодисменты прервали смех Буруу, слышимый только ей; хлопала одна пара рук, и этот звук эхом стелился по арене и поднимался вверх по пустым трибунам. Все повернулись на шум и, задохнувшись от удивления, прикрыли кулаки ладонями. Улыбки сбежали с лиц. Глубоко склонившись в поклоне, бусимены сурово уткнулись в пол.
