Эна идет по городу, сразу по двум городам. И набережная, и пляж остались далеко позади, теперь Эна идет по двум городским – еще не окраинам, но уже не центральным улицам, а тихим жилым районам, где заборы опутаны хмелем, девичьим виноградом и лиловым вьюном, любуется черепичными крышами, рыжими и лазурными, с любопытством заглядывает в сады – как же они, оказывается, красивы, когда смотришь одновременно на обе стороны сразу, жалко, люди так не умеют, вот бы их научить. И вдруг из-за угла ей навстречу внезапно выскакивает длинноногая девица в круглых очках, размахивает огромным ножом, жестами и всем своим видом выражая готовность вонзить его себе в сердце, и орет, как скаженная: «Волей и кровью своей останавливаю тебя, дальше ты не пройдешь!»
– Дура, что ли? – удивленно спрашивает Эна.
Так ее еще никто нигде не встречал.
Это довольно невежливо, зато сраженная Эниной прямотой девица замирает как вкопанная. По крайней, мере, больше не порывается вонзить себе в грудь острый жертвенный жреческий нож.
– Что за манеры? – укоризненно спрашивает Эна. – Вроде бы молодая девчонка, а приемы даже не старомодные, а архаические. Тебя вообще где такой ерунде научили? И когда?
Девица виновато, как школьница отвечает:
– В эпоху Второй Империи. А потом еще раз в самом начале Восьмой.
И глаза у нее явно на мокром месте от облегчения. Похоже, начала понимать, что убивать себя не придется. И вообще никого не придется сейчас убивать.
– Перемудрили твои учителя, – сдержанно говорит Эна.
На языке у нее сейчас крутятся совсем другие формулировки, самая мягкая из которых «сраная хренота», но когда имеешь дело с такими отчаянными девчонками, хочется вести себя деликатно, будь ты хоть тысячу раз старый солдат.
– Ну кто так зло останавливает? – вздыхает Эна. – Тоже мне великая преграда – твоя кровь.
– Нормальная, между прочим, преграда, – обиженно говорит девчонка. – Во времена Исчезающих Империй добровольная смерть Верховной жрицы распрекрасно любое непобедимое зло останавливала. Правда, не навсегда. Но, как минимум, на число отведенных ей по изначальному природному замыслу и не прожитых из-за самоубийства лет. Просто та эпоха ушла безвозвратно; туда, собственно, и дорога. И ты, наверное, все-таки не совсем зло. А… даже не представляю, что ты такое. Но реальность от тебя уже зашаталась. Знаю я это ее состояние, в котором улицы начинают меняться домами, а люди судьбами. И Зыбкое море, того гляди, выйдет из берегов, потом само же радо не будет. Нам тут сейчас такого не надо. Пожалуйста, уходи.
Эна и сама понимает, что девчонка совершенно права. Она тут – слон в посудной лавке. Даже два, или три слона. Изнанка этой реальности так хрупка, пластична и переменчива, что чихни лишний раз, и сразу же воцарится хаос. Хорошая штука хаос, но людям не особо подходит. В общем, это я зря, конечно, устроила, – думает Эна. И говорит девчонке:
– Понятия не имею, откуда взялась твоя чашка, и что в ней налито, но если оно горячее, пей скорее, а то остынет. Мое угощение, если уж оно появилось, не следует выливать. А ты, оказывается, везучая! Думаешь, такое часто случается? Ну уж нет! Я не особо хозяйственная. Не люблю хлопотать.
Они больше не стоят посреди улицы, напротив увитого хмелем забора, а сидят на лавке на берегу крошечного пруда, где плавают черные утки с белыми клювами. То есть на самом деле не утки, а лысухи, они же водяные вороны, но если уж плавают, пусть для простоты считаются утками, Эна в зоологии не сильна.
Ханна-Лора
– Так это мы, что ли, уже на Другой Стороне? – оглядевшись, спросила Ханна-Лора. – Вот это да! А я-то считала себя опытной путешественницей, какими только путями сюда не ходила. Стефан меня даже бубном, как потустороннего духа, несколько раз вызывал…
– Ужас какой, – посочувствовала ей широкоплечая рыжая женщина в очках с очень толстыми стеклами, из-за которых ее глаза казались мутными темными пятнами. – Живого нежного человека как потустороннего духа! Все-таки он редкостное хамло.
– Я ему то же самое говорила. Но если честно, было здорово. Я бы не отказалась еще! После этого я решила, что вот теперь уже точно все знаю про способы быстро добраться до Другой Стороны. Но сейчас вообще не заметила, как мы тут оказались. Ну и чудеса! Спасибо тебе.
Ханна-Лора наконец набралась мужества, которое ей всегда требовалось, чтобы попробовать незнакомую еду или напиток, и отхлебнула из чашки. Обрадовалась:
– Ух ты, так это компот! Горячий, как будто только что с плиты сняли. Кисленький. Вкусный! Хотя не могу понять, из чего… А чашку можно забрать с собой? Это же чокнуться можно какой талисман!
– Сделай мне одолжение, забери, – усмехнулась рыжая тетка. – Не хочу таскаться по городу с посудой в карманах. – И, помолчав, добавила: – Ты уж меня извини. За «дуру» и за то, что ввалилась без приглашения. Сама знаю, что мое присутствие вам не на пользу. Ничего не хотела портить. Просто очень уж хорошо гуляла и увлеклась… А ты храбрая!
– Храбрая, – легко согласилась Ханна-Лора. – Но не в данном случае. У меня позитивный опыт, как сейчас говорят. Я уже много раз так умирала. Знаю, что бывает после смерти с Верховными Жрицами, и ничего не имею против: после смерти нам просто отлично. И рождаться заново было приятно, хотя многим, я знаю, это дело очень не нравится. Но что-что, а нормально родиться мне в ближайшее время точно не светит. Просто не успею, Стефан прибежит, воскресит. Еще и скандал устроит, что нарушила наш столетний контракт, воспользовавшись первым же плохоньким форс-мажором. Он вообще отличный, но по ту сторону очень любит скандалить, ему только повод дай.
– Это потому, что человеком когда-то родился, – снисходительно объяснила ее собеседница. – Людям так проще уцелеть в мире духов на первых порах. Человеческие шаманы такие трогательные, когда скандалят, что никто их в обиду не даст. И все для них сделают с большим удовольствием. Невозможно же устоять!
– Как люди не могут устоять перед нахальными котиками? – невольно улыбнулась Ханна-Лора.
– Да, что-то вроде. Поэтому пусть скандалит на здоровье. Может себе позволить. Ему идет.
Ханна-Лора кивнула. Ей ужасно хотелось спросить: «А кто ты вообще такая?» – но она и сама понимала, что это будет глупый вопрос. Вот же она – оно, непостижимое существо, немыслимое явление, невозможное чудо – здесь, рядом. Чем расспрашивать, просто сиди и смотри. И ощущай. И вмещай в себя столько правды об этой удивительной встрече, сколько поместится, а что пока не помещается, на будущее запоминай.
– Все ты, по большому счету, правильно понимаешь, – сказало немыслимое явление. – Удивительно, что сразу не поняла. Нашла от кого защищаться! Ты вообще сама представляешь, как это выглядело? Я иду, никого не трогаю, и вдруг не пойми откуда выскакивает такая красивая – обнять и плакать. Девица с огромным ножищем, из-за угла!
Рыжая тетка махнула рукой и расхохоталась так заразительно, что вслед за ней рассмеялись дети, игравшие на другом берегу пруда, в камышах пронзительно завопили лысухи, а с верхушки старого дуба им вторил здоровенный ярко-зеленый попугай, каких здесь отродясь не водилось. Ничего себе развлекается Другая Сторона!
