«Да я вроде и не собирался», – подумал Зоран. Но промолчал.
– Какие у вас планы? – спросил Эдо, так строго, словно собирался усадить его за уроки или загнать в спортзал.
– У меня были планы до ночи тут убиваться, – честно ответил Зоран. – А потом продолжать убиваться всю ночь напролет.
– А, ну отлично! – обрадовался Эдо.
Удивительно это у него получалось: только что был суровый и хмурый, а теперь натурально светился изнутри.
– Значит, я ваши планы разрушил, – сказал он. – Стыдно должно быть: хорошему человеку спокойно убиться не дал. Тогда идемте обедать. По дороге я буду вас охмурять. В смысле, уговаривать подарить мне одну из картинок, которые вы вчера рисовали в баре. Я же всю ночь с боку на бок ворочался, локти кусал, что сразу не подошел и не выпросил. Ну или не купил. Но выпросить круче, конечно. Не потому что мне денег жалко, а потому что – добыча, азарт!
Зоран хотел сказать: «Да хоть все забирайте, это же просто наброски, так, баловство», – но в последний момент спохватился, понял, что слишком легкая добыча сразу утратит ценность, поэтому наскоро изобразил на лице сомнение. Вряд ли убедительно, но тут уж ничего не поделаешь, как смог. Наконец махнул рукой – типа решился. Сказал:
– Одну я вчера, растрогавшись, подарил бармену, который поставил мне выпивку. Даже как-то логично обменять еще одну на еду.
Эдо так красиво мучился, выбирая, что Зоран, в конце концов, отдал ему два рисунка. Пообещав: «За это я очень много съем». И честно выполнил обещание, недоумевая, как вообще столько времени продержался. С учетом, что вместо завтрака у него была пицца – вчера днем.
Еще в галерее Зорану начало казаться, что они с Эдо уже давно знакомы – работа сближает, как ни крути. А примерно к середине обеда он чувствовал себя так, словно знал Эдо с детства, то есть вообще всю жизнь. На самом деле Зоран был, как мать иногда в сердцах говорила, «псих-одиночка», мало с кем близко сходился, а так стремительно – вообще никогда. Но тут как-то само получилось. Хотя вроде бы ни о чем таком особо сближающем не беседовали. Так, обо всем понемногу – где в этом городе вкусно кормят, какие бары работают по ночам, о Берлине, где Зоран однажды прожил полгода, а Эдо, как выяснилось, много лет, об искусстве, конечно, и о погоде, как не говорить о погоде в такой холодный сентябрь. Эдо, посмеиваясь, рассказывал городские легенды – дескать, духи-хранители Вильнюса постоянно играют на погоду, то в нарды, то в карты, то чуть ли не в бадминтон, силы примерно равные, поэтому погода иногда радикально меняется несколько раз в сутки. Но сейчас, похоже, тот из них, который за тепло, очень крупно продулся и отдает долги, иначе это климатическое издевательство не объяснишь, – и все в таком роде. Ничего особенного, вполне обычная застольная болтовня. Но Зорану почему-то казалось, что на самом деле между ними происходит что-то гораздо более важное. Примерно как вчера, когда выпивал с рекой. Если рассказывать, то считай, не о чем. Но не потому, что действительно не о чем, просто не хватает возможностей языка.
– Слушайте, ужасно обидно, – сказал Эдо, когда принесли счет. – Еще толком говорить-то не начали, а мне уже надо бежать. А потом еще свет до ума доводить в галерее; короче, до ночи точно не освобожусь. Но у меня есть предложение. Может быть, странное, а может быть, нет. Короче, хотите вечернюю экскурсию по городу? Не такую, как вы сейчас наверняка представили, а реально крутую. Потому что Люси – та самая, которая друг вашего галерейщика и одновременно ангел – так по городу водит и такое рассказывает, что лично я после этого жить здесь остался. Ну, то есть не только из-за одной ее экскурсии, но в том числе.
Зоран и правда сразу представил себе лютую скуку: «Посмотрите направо, это выдающийся образец позднего барокко; посмотрите налево, здесь жил такой-то поэт». Но Эдо не производил впечатления человека, который станет хвалить всякую ерунду. Такой если заскучает, сразу развернется и уйдет, у него это на лбу написано вместе с другими интересными сведениями. Чрезвычайно информативный у чувака лоб.
– В общем, очень советую, – сказал ему Эдо. – Лучший способ познакомиться с городом. Я серьезно. Мало кому так везет. Люси у нас знаменитость, к ней очереди выстраиваются, некоторые специально из других городов приезжают только ради нее. Но с вами она готова сегодня вечером прогуляться, потому что вы у ее приятеля выставляетесь. Ну и я попросил. Мне показалось, вам отлично зайдет. Но если не хотите, не надо, я не обижусь, а Люси – только обрадуется. На самом деле, я ее уболтал чудом. Она собиралась весь вечер смотреть какой-то кровавый скандинавский детектив.
Зоран обрадовался, что можно отказаться, никого не обидев, собирался сказать: «Так может, лучше ее сегодня не дергать, пусть человек отдыхает», – но вместо этого почему-то спросил:
– А это вообще удобно – ради моего удовольствия девушку от кровавого детектива отрывать?
– Если прямо сейчас, то нормально, – заверил его Эдо. – Пока она первую серию не включила. Вот после этого уже свинство было бы не дать ей выяснить, кто убийца. На такое я бы и сам не пошел.
Люси
Если бы это был не Эдо, ни за что бы не согласилась, ни в коем случае не сегодня, потому что вскочила ни свет ни заря, отчитала две пары, а потом три часа водила по городу кузину коллеги с дочкой, причем не хотела же, заранее чувствовала, что с этими дамами у нее не заладится, но Пятрас очень за них просил, не смогла отказать. А надо, надо уже научиться слушать себя и отказывать наотрез, когда все внутри заранее протестует. То есть ничего ужасного на экскурсии не случилось, формально все прошло гладко, просто снулые какие-то тетки попались, ничего им толком не интересно, ничем не проймешь, не расшевелишь, рядом с такими на исходе последнего часа всегда начинает казаться, что полной ерундой занимаешься, пора с экскурсиями завязывать, причем умом понимаешь, что тебе только кажется, но чувствуешь – именно так.
Устала настолько, что даже к Тони решила не заходить, а это уже ни в какие ворота; она, конечно, не каждый вечер ужинала у Тони, по-разному складывались ее вечера, но хотела туда неизменно, всегда, а сегодня никакого желания – ну их, эти бодрые и энергичные мистические видения, сил моих нет, хочу запереться дома, надеть пижаму, заварить полулитровую кружку чая и тупо смотреть кино. Такое, чтобы трупов, трупов побольше. Примерно на восемнадцатом трупе меня наконец-то попустит, и я всем все прощу, – думала Люси, сидя на веранде кофейни, названной в честь вкусного и полезного алкалоида теобромина, выделенного из семян какао-бобов
[11]. Сюда она тоже заходить не планировала, собиралась прямо домой, но автопилот зачем-то свернул в кофейню, купил ей стакан горячего шоколада, плюхнул в него двойной эспрессо – на самом деле, именно то, что сейчас было надо, автопилот молодец, – думала Люси, чувствуя, как к ней возвращается еще не сама способность наслаждаться жизнью, но хотя бы память о том, что такая опция в принципе есть.
