Мифы и реальность в рассказах о восстании
Мифы неизбежны в такие моменты. Согласно голландскому историку Ю. Шелвису, русские кричали «Вперёд, про Сталина!»[sic]
[195]. Бывший узник Филипп Бялович описывает эту сцену следующим образом: «Леон и Саша поняли, что нужно сделать. Они немедленно запрыгнули на стол в передней части двора и обратились ко всем:
«Братья! Настал судьбоносный момент. Давайте восстанем и уничтожим это место. У нас мало шансов выжить, но по крайней мере мы погибнем, сражаясь с честью. Если кто-то выживет, расскажите о том, что случилось здесь! Расскажите миру об этом месте».
Я сразу же пообещал себе, что, да, если я переживу следующие часы, я выполню желания Леона и Саши. Я расскажу всем за пределами этого леса об этом проклятом месте и его отважных узниках»
[196].
Т. Блатт, другой спасшийся из лагеря, сохранил следующие воспоминания о А.А. Печерском: «Вскочив на стол, он произнёс короткую речь на русском, его родном языке. Это были не те высокопарные ободряющие слова, которые мы слышим в фильмах о войне. Его голос, чёткий и громкий, такой, что каждый мог его слышать, был спокойным и размеренным. Он сказал заключённым, что большая часть немцев в этом лагере была убита. Пути назад не было. Ужасная война опустошала мир, и каждый узник был частью этой борьбы. Он напомнил каждому о могуществе его родины, Советского Союза, и пообещал, что живыми или мёртвыми они будут отомщены, и то же касается трагедии всего человечества. Он дважды повторил, что те заключённые, которые каким-то чудом останутся в живых, должны стать вечными свидетелями этого преступления. Он закончил свою речь призывом: «Вперёд, товарищи! За Сталина! Смерть фашистам!»
[197]
Выживший Кальмен Веврык также упоминает Сталина — «Ура, на Сталина!»— и заявляет: «Сталин был нашим Богом тогда; каждый еврей искал в Сталине своего спасителя. Сначала один человек, затем двадцать и, наконец, многие, многие другие закричали: “Ура, на Сталина!”»
[198].
Воззвание к Сталину также было частью истории, рассказанной мне Филипом Бяловичем в интервью в Нью-Йорке 9 апреля 2010 г. Воспоминания меняются и после столь многих лет хранятся в памяти иначе. С годами в воспоминаниях Филиппа Печерский стал большим коммунистом. Этот рассказ включён Шелвисом в книгу о Собиборе
[199], но Сталин упоминается и в воспоминаниях А.А. Печерского, переведенных в 1952 г. еврейским историческим обществом в Польше: «Эти горячие призывы подобного грому звучали в лагере смерти». Он описал, как они сплотили всех евреев из множества стран. Однако, в его версии рассказа стол, на который он запрыгивал, отсутствовал. Лично я сомневаюсь в истории со столом. Ни один солдат в здравом уме не стал бы забираться на стол, на котором он мог бы стать лёгкой мишенью для немцев. Я не сомневаюсь, что люди кричали и вопили. Во время восстания многих застрелили, многие распрощались с жизнью или были ранены минами и пулями. В последующие дни немцы начали грандиозные поиски сбежавших евреев. Имена убитых эсэсовцев приводятся в посланиях властей Люблина, направленных вышестоящему командованию в Краков
[200].
М. Бем кратко изложил условия, которые привели к успеху. По его мнению, у членов движения сопротивления была хорошая работа и хорошие позиции. Они имели возможность и время, чтобы сосредоточиться на планировании. Он также утверждает, что немецкая идея коллективной ответственности уменьшила количество попыток побега. Как он писал: «многие заключённые заявляли даже, что не дали другим узникам бежать из лагеря в период перед восстанием»
[201]. М. Бем отмечал парадоксальность того, что принцип коллективной ответственности действовал на пользу группе сопротивления. Он утверждает, что охранники обращали меньше внимания на заключённых, поскольку предполагали, «что узники сами будут приглядывать друг за другом». Другим преимуществом стало наличие сильного лидера, способного организовать и поддерживать движение сопротивления.
Главная проблема относительно возможного побега заключалась в том, что людям некуда было идти. Так это описывает выживший Кальмен Веврык: «Дважды у меня была возможность бежать. Рядом с Собибором начался большой лесной пожар, и они взяли нас тушить пожар. Немцы сказали, что пожар устроили партизаны. Дым был очень густым. Меня отправили набрать песка. Я был в полукилометре от основной группы заключённых; дым закрывал всё, а местность была очень лесистой. Я хотел всё бросить и бежать, но тогда у меня были сомнения. Где я смогу спрятаться? Они бы начали серьёзные поиски, поскольку не хотели, чтобы «секрет» Собибора вырвался наружу. Как далеко я смог бы убежать, прежде чем устал? Помните, я был слаб. И, свернувшись в какой-нибудь яме, смог бы я действительно обмануть собак, которых они бы пустили по следу?»
[202].
В другой раз он был вместе с четырьмя другими евреями, которые торговались о продаже водки с одиночным украинским охранником. Веврык предложил убить его, но остальные отказались. По словам Веврыка, многие евреи знали, как сбежать, поскольку они строили этот лагерь и знали схему проводов электрифицированного забора.
Я бы хотела добавить собственное наблюдение к объяснениям того, почему восстание оказалось успешным. Фактор, который не упоминает Бем: военную дисциплину у русских. Им было приказано сопротивляться, а они привыкли выполнять приказы, если был человек, чьи приказы принимались. В таких обстоятельствах люди отважились пойти на риск. Они знали, что им нечего терять. Но люди не могут автоматически сплотиться в таких условиях; должна быть воля и должна быть надежда. А.А. Печерский смог скрыть свои серьёзные сомнения в возможности успеха от всех, если не считать русских солдат.
В 1980 г. он сказал то, что повторял затем в последующие годы: «Я не мстил. Я сражался за Родину, как солдат, а не как убийца». Эти слова представляются преувеличением, но в них есть и некоторая правда. Во всех своих действиях русские вели себя, как солдаты, и сформировали группу. Филипп Бялович следующим образом описывал разговор со своим старшим братом Симхой: «Я знаю, мы можем рассчитывать на то, что советские солдаты выполнят свои поручения. Но, как насчёт других узников?»— говорит он. «Они не солдаты. У них нет подготовки или опыта в убийствах». Они согласились с тем, что, возможно, польские евреи не смогут убивать. «Мы положимся на советских солдат, насколько возможно», — сказал Симха
[203].
