Отечественная война застала Ефима Литвиновского в Даурии
[338], в Читинской области, где он проходил действительную службу в 15-й Кубанской дивизии, в 143-м полку
[339]. Во время войны он был в конной разведке. В октябре 1941 года он попал в окружение, несколько раз с боями пытался пробиться, был ранен и попал в плен.
А на следующий день привезли из ЦПФАУ чехов — мужа и жену, работающих там по учету, подозревая их в соучастии. Их застрелил в карцере эсэсовец Вакс. После этого он подозвал капо Блятмана и цинично предложил:
— Если хочешь, пойди в карцер и сними с еще тепленькой красивой женщины лифчик.
В тот двор, куда ходила работать группа в пятьдесят человек так зверски замученных, ходила и другая группа, но сообщаться с ними они не могли, так как вход был с другой улицы. Во второй группе был киевлянин инженер Аркадий Орлов, который имел привычку, когда привозили из лагеря баланду, становиться на окно и подавать своим знак рукой.
В день попытки к побегу один из немецких офицеров, заметил как через окно Орлов кому-то подавал знак. Когда была предана бежавшая группа, Орлов прекрасно понимал, какой смертельной опасности он подвергается. Блятман спрятал его в лагерную больницу, чтобы через три-четыре дня отправить Орлова к партизанам. На второй день Орлова нашли в больнице и отправили в карцер. Эсэсовец Вакс совместно с Городецким избивали его плетьми, пока он не потерял сознание. Потом велели принести несколько ведер холодной воды, облили его и заперли. Наутро окоченевший труп был вывезен из лагеря.
В апреле 1943 года Блятман послал меня и Лейтмана снова работать в СС-лазарет, предупредив, что Лида там уже не работает, куда-то исчезла.
В ночь с 1 на 2 мая 1943 года нарастающий гул приближающих к Минску советских самолетов нарушил покой узников «Арбейтслагеря».
В эти дни я уже перешел ночевать в столярную мастерскую, где были обыкновенные окна для мастерских, из которых можно было наблюдать, что творилось во дворе лагеря.
Небо ярко освещалось сбрасываемыми с самолетов ракетами. Затарахтели зенитки. Уже стали слышны ближние и отдаленные взрывы сброшенных бомб над фашистскими объектами.
Ребята с жадностью, с оглядкой всматривались в окна барака, боясь, чтобы их не заметили фашисты.
Из офицерского домика выскочили несколько человек и скрылись в убежище. Метров двести-триста от лагеря стояло четырехэтажное здание, где проживали власовцы. Два самолета в течение пяти-десяти минут кружились над лагерем, беспрерывно освещая ракетами.
— Неужели на лагерь сбросят? — раздался в углу голос.
— Чего боишься? — обращается к нему Лейтман, — все равно смерть, так лучше такая.
— Ребята, все может быть, — вмешался я, — но мне кажется, что над лагерем они не сбросят. Я уверен, что советскому командованию известно, что здесь лагерь, и что рядом стоит дом, где проживают фашисты. Вот они и кружат вокруг дома, стараются обойти лагерь.
В это время страшный взрыв потряс столярную мастерскую. Сильная воздушная волна вышибла стекла из оконных рам.
— Вот это да! — сказал стоящий у окна столяр. — Смотрите, ребята, горят вахманы. Вот здорово попали! Молодцы! Вот это точность!
Все с радостью смотрели на горящее здание, одновременно прислушиваясь к удаляющемуся гулу самолетов и крикам вахманов, попавших под бомбежку.
В столярку вошел Блятман и шепнул мне и Лейтману:
— Учитесь, ребята, преподносить первомайский подарок! Здорово!
На следующее утро комендант лагеря Лёкке и Вакс как бешеные метались среди узников, раздавая удары налево и направо.
* * *
Это было летом 1943 года, когда в СС-лазарет из Минского гетто пригнали работать несколько девушек под охраной двоих власовцев.
Все девушки, как на подбор, были аккуратно одеты, в чистых белых блузках, некоторые в платьях.
Девушки стояли возле подвала столярной мастерской, ожидая, когда и куда их пошлют работать.
Мимо прошел эсэсовский офицер. Заметив девушек, остановился. Пристально посмотрел на них и вдруг истерическим голосом закричал:
— Рыба, Рыба, что они пришли сюда?
— Я слушаю вас, обершарфюрер
[340], — в струнку вытянувшись, подскочил Рыба.
— Что они пришли сюда?
— Работать, обершарфюрер.
— Почему они так одеты?
— Не знаю, обершарфюрер.
Лицо обершарфюрера перекосилось от бешенства. Он еще сильнее закричал.
— Всех, всех немедленно послать чистить дворовую уборную. Без лопат, без ведер, без воды, без тряпок. Вы слышите, вот так руками пусть чистят. Проклятые свиньи.
Стоя в стороне, я с ужасом смотрел на проклятого фашиста. Девушки молча стояли, с презрением слушали команду обершарфюрера.
Рыба быстро дал команду и повел девушек в сторону дворовой уборной. Обершарфюрер с пеной у рта все продолжал им вслед кричать.
— Проклятые свиньи… Посмотрю я завтра, в чем вы придете…
На ходу ругаясь, он вошел в одно из зданий госпиталя.
На следующий день, когда нас привели на работу, увиденным я был потрясен до глубины души.
С левой стороны, возле подвала столярной мастерской, стояли вчерашние девушки. Все они были одеты в шелковые или крепдешиновые блузки, в модных туфельках с маникюром на руках.
Группу из лагеря быстро загнали в подвал. Все ребята, проходя мимо девушек, с восхищением на них смотрели.
В июне 1943 года в воскресный день Блятман велел всем работающим в СС — лазарете построиться и пойти в лазарет для выполнения срочной работы. Лейтман лежал с температурой и мне пришлось пойти без него.
Этой ночью в СС-лазарет привезли несколько человек раненых и одиннадцать убитых эсэсовцев, которые на Минском шоссе попали в партизанскую засаду.
Удачный рейд минских партизан лишил нас отдыха. Ну что ж, пусть чаще нас вызывают по такому случаю на работу.
Пришедший в подвал Рыба велел быстро изготовить 11 гробов, отнести их в мертвецкую, уложить трупы и забить гробы. Все должно быть закончено к трем часам, так как к этому времени приедут машины и их увезут на кладбище.
