С первых дней оккупации еврейское имущество конфисковалось. Если население отказывалось выполнять приказы немцев, то руководители еврейской общины и заложники подвергались публичной казни. Всё трудоспособное еврейское население (мужчины 14–60 лет и женщины 16–55 лет) мобилизовалось на трудовые работы, причем самые унизительные и тяжёлые. Вознаграждение было минимальным, а зачастую отсутствовало вовсе. Все это нельзя назвать никак иначе, нежели созданием условий для гибели людей. На этом нацисты не останавливались. Как пишет И.А. Альтман: «Евреям запрещалось ходить по тротуарам, присутствовать на культурных мероприятиях, пользоваться городскими поликлиниками, больницами и аптеками. Под угрозой смерти еврейкам запрещали рожать. <…> Зачастую узникам выдавался лишь хлеб (100–150 г в день). Зимой жители страдали от недостатка топлива, летом — питьевой воды. В гетто и лагерях не работали канализация, электричество, водопровод. Условия жизни узников порою не отличались от условий содержания советских военнопленных. Десятки тысяч евреев умерли от голода, болезней эпидемий и невыносимой физической работы»
[27].
По мере того, как разворачивался Холокост на территории СССР, нацисты определились с политикой в отношении всего европейского еврейства. Экономические расчеты (использование рабского труда) стали все больше уступать идеологическим установкам на полное уничтожение. Скорее всего, именно осенью 1941 г. Гитлер принял окончательное решение начать процедуру тотального уничтожения, а не оттягивать время переселениями. К тому времени уже был опыт работы айнзацкоманд на оккупированных территориях, упорное сопротивление Советского Союза срывало планы выселения евреев на восток, а постоянно растущее население гетто в Варшаве и Лодзи нарушало складывающийся порядок и затрудняло эффективное использование ресурсов. Так, первый лагерь смерти заработал в декабре 1941 г. в городе Хелмно, недалеко от крупного Лодзинского гетто. Именно оттуда на уничтожение отправляли «лишних евреев», которые в глазах нацистов мешали организовать эффективную работу «полезных евреев» на благо рейха.
Как отмечалось выше, переломным моментом стало совещание («конференция») в Ванзее 20 января 1942 г. Оно длилось примерно два часа и ставило целью «внести ясность и принципиальные вопросы» и избежать «параллелизма в проведении общей линии». Протокол вел оберштурмбаннфюрер СС А. Эйхман, руководитель «еврейского отдела» в составе РСХА. Главным докладчиком был его глава Р. Гейдрих
[28]. Вопрос об уничтожении евреев Европы решался на высшем государственном и партийном уровне, с ведома Гитлера и при непосредственном участии многих ведомств рейха. Лишь представитель генерал-губернаторства (туда вошли не только центральная и восточная часть Польши, но и значительная часть Западной Украины) проявил инициативу. Он просил начать «окончательное решение» именно здесь, выражая желание «удалить» евреев как можно скорее.
Для реализации политики уничтожения создавались совершенно новые «институции» — «лагеря смерти». Если в концентрационных лагерях предполагалось, что узники будут жить относительно долго и работать на благо рейха, то средняя продолжительность жизни в лагерях смерти составляла несколько часов. Они создавались исключительно для уничтожения евреев. Был учтен и опыт работы айнзацкоманд: участие в расстрелах сильно сказывалось на психике палачей, а потому санкционировали поиск новых методов, позволявших возвести дистанцию между убиваемыми и палачами. Этот метод был быстро найден в виде использования газа.
Первым, еще в декабре 1941 г., заработал вышеупомянутый лагерь в Хелмно, где людей уничтожали в газенвагенах (специально сконструированных грузовиках, в кузов которых направлен выхлопной газ, убивавший всех здесь находившихся). Отметим, что параллельно «душегубки» применялись для ликвидации евреев на территории Советского Союза.
Однако на этом не остановились. По итогам Ванзейской конференции определилась «ближайшая задача» в политике Холокоста: уничтожение около 2,3 млн евреев. Нацисты позднее дали этому «мероприятию» кодовое название «Операция Рейнхард». Все, кто был связан с нею, приносили клятву, обещая не распространять никакую информацию о проделанной работе. Убийства евреев должны были осуществляться преимущественно в трех новых лагерях: Белжеце, Собиборе и Треблинке, начавших действовать в 1942 г. Эти лагеря смерти были оснащены камерами, в которые подавались выхлопные газы дизельных двигателей и двигателей внутреннего сгорания. Жертвами стали не только евреи генерал-губернаторства (куда были свезены также евреи иззападной части Польши и из Германии), но и других стран Европы, включая СССР. Всего здесь уничтожили 1,7 млн евреев. Причем за 1942 г., если довериться перехваченной британской разведкой телеграмме, количество жертв составило 1 274 166 человек. Из них в Собиборе 101 370 человек, в Белжеце — 434 508, Треблинке — 713 555, Майданеке — 24 733
[29]. Отметим, что параллельно в качестве лагерей смерти стали функционировать и «традиционные концлагеря», а именно Аушвиц (он же — Освенцим) и Майданек (находился под Люблином). С конца 1943 г., т. е. с ликвидацией Белжеца, Треблинки и Собибора, именно Аушвиц превратился в ключевой «лагерь смерти». Наиболее печальную известность он получил в 1944 г., когда за считаные месяцы здесь были убиты около 435 тыс. венгерских евреев
[30].
Мы хотим особенно подчеркнуть: в оккупированных странах западной и центральной Европы нацисты не позволяли себе уничтожать евреев открыто и публично, как в Киеве, Риге или Ростове-на-Дону. Нацисты скрывали уничтожение, а на оккупированной территории Чехии даже создали «образцово-показательный» лагерь в Терезиенштадте, в который уже под конец войны возили иностранные делегации из нейтральных стран с целью убедить в ложности сведений о массовом уничтожении. Ведь официально речь шла о переселении европейских евреев, которых через транзитные лагеря отправляли на восток, обещая предоставить работу. Эту иллюзию немцы поддерживали в жертвах вплоть до того, как те попадали в газовые камеры. В отношении советских евреев такие церемонии считались излишними.
Мы не будем подробнее останавливаться на функционировании лагерей смерти: на примере Собибора дальнейшие материалы нашего сборника раскрывают этот вопрос. В целом же, тема Холокоста может содержать безграничное число вопросов и нюансов. Сейчас же мы хотели бы остановиться подробнее на двух проблемах, которые, по нашему мнению, недостаточно получают сегодня освещение в публичном пространстве России.
Одна из наиболее тяжелых и сложных страниц — роль «тех, кто стоял рядом» (bystanders, если использовать англоязычное понятие). Они могли лично никого не убивать, а их действия ранжировались от молчаливого одобрения до выдачи евреев оккупационным властям и прямого соучастия в убийствах (например, конвоирование обреченных к местам расстрела). После войны все они хранили молчание и отрицали сопричастность. В конечном счете далеко не всегда известных фактов достаточно, чтобы выдвинуть официальные обвинения. Еще больше масла в огонь подливали те, кто предпочитал писать о «коллективной вине», что откровенно играло на руку реальным преступникам, которые получили возможность релятивировать свои действия и переключить внимание общественности на более абстрактные вопросы. Как отмечала Х. Арендт: «Для меня квинтэссенцией моральной неразберихи всегда была послевоенная Германия, где те, кто лично ни в чем замешан не был, уверяли сами себя и весь мир в том, сколь глубоко их чувство вины, в то время как лишь немногие из настоящих преступников были готовы хотя бы к малейшему покаянию»
[31].
