– А этот эксперт из… как там это называется?
– Королевский этнологический институт.
– Как его имя?
– Ричардс. Возможно, Ричардсон… я с ним лично не знаком.
– Вы поступили с важными уликами крайне небрежно. Особенно учитывая, что они имеют отношение к убийству.
– Как я уже говорил, вчера мы понятия не имели, что они связаны с убийством. Если бы знали, то, конечно, сразу бы отнесли в полицию. Но профессор Арнольд сказала, что упомянула про вещи в полиции, и там этой информацией никто не заинтересовался.
– А вас почему это интересует? – осведомился Чарльз Кейпс.
– Работа у меня такая – интересоваться, – отрезал Хартланд. – Что Хассаль делал в Центральной Азии?
– Вел исследования в области ботаники, – сказала Люси Арнольд.
В дверь снова постучали, на этот раз очень робко, и в комнату заглянул привратник.
– Прошу прощения, профессор, – смущенно пробормотал он. – Я думал, что вы в Гумбольдте. Все здание обыскал. Но, вижу, эти джентльмены вас уже нашли.
– Да, благодарю вас, Джон. Мы уже закончили. Вы их не проводите?
Бросив испытующий взгляд на Малкольма, Хартланд кивнул и вышел. Двое других последовали за ним, не потрудившись закрыть за собой дверь.
Доктор Полстед приложил палец к губам: тихо! Он досчитал про себя до десяти, закрыл дверь и молча подошел к тому концу стола, где стоял, опираясь на его край, один из агентов ДСК, и поманил Люси и Чарльза. Присев на корточки, он заглянул под столешницу: к ее нижней поверхности прилепился матовый черный предмет размером с сустав его большого пальца.
Люси Арнольд едва слышно ахнула, но Малкольм снова приложил палец к губам. Он потыкал в странную штуку концом карандаша, и она засеменила прочь и спряталась за ножкой стола. Малкольм развернул носовой платок, подставил его снизу, карандашом сковырнул в него тварь и плотно завернул. Из платка раздалось глухое возмущенное жужжание.
– Что это такое? – прошептала Люси.
Малкольм положил узел на стол, снял ботинок и каблуком сильно ударил по платку.
– Это мухослушка, – спокойно объяснил он. – Они их выводят все меньшего размера и с лучшей памятью. Она бы подслушала, о чем мы стали говорить дальше, а потом полетела бы к ним и все повторила.
– Это самая маленькая из всех, что я видел, – заметил Чарльз Кейпс.
Малкольм убедился, что его добыча мертва, и вытряхнул ее в окно.
– Хотел ее оставить, и пусть себе тратят время зря на прослушивание, – сказал он. – Но тогда вам все время пришлось бы следить за тем, что люди тут у вас говорят, а это та еще морока. К тому же они умеют летать, и никогда не знаешь, где эта дрянь сейчас сидит. Пусть лучше думают, что она сломалась.
– Кстати, я впервые слышал про Королевский этнологический институт, – сказал Чарльз. – Так что там с бумагами? Где они на самом деле?
– У меня в кабинете, – отозвалась Люси Арнольд. – Еще там есть образцы и семена…
– Нельзя их там оставлять. Когда эти люди вернутся, у них будет ордер на обыск. Может, я их заберу?
– Почему не я? – возразил Чарльз Кейпс. – Мне было бы очень любопытно с ними ознакомиться. У нас, в уикемских подвалах, полно мест, где можно это спрятать.
– Да, – сказала Люси. – Спасибо. Я даже не представляю, что нам теперь делать.
– Если не возражаете, я бы забрал томик таджикской поэзии, – сказал Малкольм. – Хочу кое-что проверить. Вам известна поэма «Джахан и Рухсана»? – обратился он к Кейпсу.
– У Хассаля был экземпляр? Как странно…
– Да, и я хочу выяснить почему. Что касается Суда консистории – как только они разберутся, что никакого этнологического института не существует, они тут же явятся ко мне. Но к тому времени я придумаю что-нибудь еще. Давайте разойдемся и сделаем все, что задумали.
* * *
После обеда Лира шла вдоль реки. Пан мрачно трусил следом. Время от времени он, кажется, порывался что-то сказать, но Лира угрюмо погрузилась в свои мысли, и ему оставалось держаться поодаль, но не слишком далеко, чтобы не вызывать подозрений, – и молчать.
Под деревьями сгущались сумерки; в воздухе висел не то туман, не то мелкий дождь. Хорошо бы Малкольм был в «Форели», когда она туда вернется… Поймав себя на этой мысли, Лира удивилась. Надо спросить его о… И не смогла вспомнить, о чем. Наверное, само вспомнится. И надо посмотреть, как себя ведет с ним Полина… Неужели дурацкое замечание Пана – правда?
Но Малкольм в «Форель» не пришел, а спрашивать, где его носит, ей не хотелось – просто потому что… А кто его знает почему. Разочарованная, охваченная меланхолией, не в силах даже решить, что бы такое почитать, Лира отправилась в постель. Взяв «Гиперхоразмийцев», она раскрыла книгу наугад, на первой попавшейся странице, но героический пафос повествования, еще совсем недавно столь пьянящий, сегодня на нее не действовал.
К тому же Пан никак не мог успокоиться. Он бродил по комнатке, вспрыгивал на подоконник, слушал под дверью, обнюхивал платяной шкаф – пока Лира, наконец, не взорвалась:
– Ради бога, иди уже спать, а?
– Не хочу я спать, – пробурчал он в ответ. – И ты, между прочим, тоже.
– Тогда перестать шнырять по комнате.
– Лира, ну почему с тобой так трудно?
– Это со мной трудно?!
– Мне нужно тебе кое-что сказать, а ты только все усложняешь.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Нет, не слушаешь. Ты неправильно слушаешь.
– Понятия не имею, что я должна сделать, чтобы слушать тебя правильно. Воспользоваться воображением, которого у меня нет?
– Я не это имел в виду. В любом случае…
– Именно это ты и имел в виду. Ты достаточно ясно выразился.
– С тех пор я много думал. Когда я пошел гулять вчера ночью…
– Ничего не желаю об этом слышать. Я знаю, что ты уходил, и знаю, что ты с кем-то разговаривал. И мне не интересно.
– Лира, это важно. Пожалуйста, послушай меня.
Он вспрыгнул на прикроватный столик. Лира промолчала, откинулась на подушку и некоторое время пристально разглядывала потолок.
– Ну? – сказала она наконец.
– Не могу я с тобой разговаривать, когда ты в таком настроении.
– О, нет… это ни в какие ворота не лезет!
– Я просто пытаюсь найти подходящий способ донести…
– Просто скажи!
Молчание. Наконец Пан вздохнул и заговорил.
– Помнишь все те вещи, которые мы нашли в рюкзаке…
– Ну?
– Там еще была записная книжка с именами и адресами.
– И что с ней?
