На длинных дубовых столах горели свечи, пахло жареной олениной, раздавался стук столового серебра и звон тонкого фарфора тарелок; густым огнем пылало красное вино, золотом текло белое, вокруг гостей скользили предупредительные слуги – все это было очень приятно. Даже привыкшая к аскезе аббатиса одобрительно кивала, любуясь пиршеством.
– Секретариат Святого Присутствия так славно заботится о нас, – заметила она.
– Вы всегда можете полностью положиться на…
– Деламар, вот вы где! – прогремел над головой Марселя голос, тяжелая рука легла на его плечо.
Даже не оборачиваясь, Деламар знал, кто почтил их своим присутствием. Лишь один из присутствующих влезал в чужие разговоры так бесцеремонно и с таким энтузиазмом.
– Пьер, – любезно отозвался он. – Чем могу помочь?
– Нам ничего не сказали о последнем пленарном заседании, – заявил Пьер Бино, председатель Дисциплинарного суда консистории. – Почему его не включили в расписание?
– Включили. Спросите кого-нибудь из службы церемониала, они вам объяснят.
– Гм, – только и сказал на это Бино и, нахмурившись, удалился.
– Простите великодушно, – повернулся Деламар к аббатисе. – Да, к вопросу о Секретариате… Мы всегда можем положиться на месье Удебера, префекта. Он в совершенстве знает, как сделать так, чтобы подобного рода мероприятия проходили без сучка без задоринки.
– Но скажите, сударь, что вы думаете о недавних затруднениях, с которыми мы столкнулись в Леванте? – обратился к нему патриарх.
– О, полагаю, вы очень мудро употребили здесь слово «затруднения», – сказал Деламар, наполняя водой его бокал. – Чуть больше, чем повод для тревоги, но меньше, чем причина для волнения, не так ли?
– С точки зрения Женевы, возможно, и так…
– О, нет, я вовсе не хочу преуменьшить их значение. Ситуация и правда непростая. Но именно такие затруднения заставляют нас выступать и действовать единогласно и единоначально.
– Да, этого-то и было так сложно достичь, – согласился патриарх. – Для нас, в наших восточных церквях, это настоящее благословение – чувствовать, что за нашей спиной авторитет всего Магистериума. Ситуация, знаете ли, усугубляется. Недовольство наших народов достигло небывалого размаха – города, базары, деревни охвачены смутой. Новая доктрина поднимает голову, и она весьма популярна. Мы пытаемся ей противостоять, но…
Он беспомощно развел руками.
– Именно для этого нам и нужен новый уполномоченный совет. Он превосходно справится с подобными вопросами, – искренне и тепло заверил его Деламар. – Поверьте, эффективность Магистериума сразу значительно возрастет. Наша истина, безусловно, неизменна и вечна, но необходимость слушать, советовать, увещевать и умиротворять веками связывала нам руки… Ваша ситуация вопиет о действии. И действие новый совет вам обеспечит!
Патриарх торжественно кивнул. Деламар повернулся к аббатисе.
– Поведайте мне, святая мать, какие чувства вызывает у преподобных сестер ваше положение в иерархии? Позвольте налить вам еще вина?
– Вы так добры. Благодарю. У нас нет своего мнения, месье Деламар. Мы здесь не для того, чтобы думать, а лишь для того, чтобы служить.
– И с какой верой и преданностью вы это делаете! Но, заметьте, я не сказал «мнения» – я сказал «чувства». Доводами разума можно добиться того, чтобы человек изменил свое мнение, но чувства проникают глубже и обращаются к сердцу.
– Вы правы, сударь. Наше место в иерархии?.. О, полагаю, наши чувства по этому поводу таковы: смирение и… благодарность. Нам не положено роптать на выпавший нам жребий.
– Как это верно! Я надеялся, что вы так скажете. Нет, я знал! Столь благородная женщина не могла бы сказать ничего иного. А теперь предположим, – он понизил голос и наклонился к ней, – что из этого конгресса и впрямь родится новый уполномоченный совет. Будут ли святые сестры рады, если их настоятельница займет в нем достойное место?
Добрейшая монахиня потеряла дар речи. Она дважды открыла рот и снова его закрыла. Она заморгала. Залилась краской. Покачала головой, потом замерла – и почти кивнула.
– Видите ли, – увлеченно продолжал Деламар, – я уверен, что в нашем Магистериуме недостаточно представлен некий особый род святости. Той, которая служит, как ваши святые сестры, – с истинной, а не с ложной скромностью. Ложная скромность хвастлива. Нарочито отвергая публичные должности и знаки отличия, она алчет их втайне и охотно позволяет навязать их себе, громко протестуя для вида и вопия о своей недостойности. Уверен, вы не раз видели нечто подобное. Скромность же истинная понимает, что ей предназначено особое место, она ценит не иллюзии, а возможность хорошо исполнить порученное дело. Вы согласны?
Аббатиса раскраснелась. Она сделала глоток вина и закашлялась. Деламар тактично отвел взгляд и подождал, пока она придет в себя.
– Сударь, ваши речи более чем щедры, – наконец пролепетала она.
– О, нет, святая мать, вовсе не щедры. Всего лишь juste
[7].
Ее деймоном был мышонок с прелестным серебристым мехом. Он прятался у нее на плече, подальше от совы Деламара, которая, чувствуя, как он нервничает, ни разу на него не взглянула. Тут он, однако, высунулся – не весь, показав только рыльце и усики, – и птица, медленно повернув голову, поклонилась ему. Мышонок смотрел на нее своими глазками-бусинками и назад не торопился. Более того, он даже перебежал на другое плечо настоятельницы, ближе к птице, и в свою очередь слегка поклонился сове.
А Деламар уже снова переключился на патриарха, заверяя, улещивая, объясняя, сочувствуя – и внутренне подсчитывая: так, еще два голоса.
* * *
Первый день конференции Магистериума приближался к концу. Многие делегаты удалились в свои покои – читать, писать письма, молиться или просто почивать. Другие собирались группами, обсуждая дневные события: кто-то со старыми друзьями, кто-то – с приятными новыми знакомыми, с единомышленниками или с теми, кто лучше разбирался в политике, стоящей за нынешним собранием.
Одна такая группа расположилась с бокалами брентвейна вокруг громадного камина в Salon des Étrangers. Кресла оказались удобны, настроение – самое благодушное, комната освещена столь искусно, что мебель стояла в островках теплого света, между которыми пролегли глубокие тени, обособляя каждую группу, замыкая, убеждая в собственной важности, вселяя уверенность – в каждой такой компании хотелось находиться, к ней хотелось принадлежать. Секретариат Святого Присутствия не только с деньгами обращался умело – у него и дизайнеры были что надо.
Группа у камина собралась случайно, но почти сразу пришла в состояние теплого взаимного согласия: не просто друзья, но почти сообщники. За вином обсуждались те, кто во время дебатов произвел самое сильное впечатление. Естественно, среди них был и хозяин мероприятия – префект Секретариата.
