Потом он совершенно забыл о ней.
Несколько недель спустя Хартман сообщил Джулиусу, что с ним желает познакомиться некий Уолтер Дрейфус и что они приглашены к нему домой.
– Ужин в узком кругу, – уточнил Хартман, когда Джулиус зевнул. – Только семья и один-два гостя. Вам понравится Дрейфус, он торгует алмазами, только вот в последнее время много денег потерял. Дела в Южной Африке осложнились, а он, разумеется, поддерживает буров. Говорит, в ближайшие год-два разразится война, ну да он сам вам расскажет. Жена очаровательна, с детьми я не знаком.
Жили Дрейфусы на Портленд-плейс
[37].
– Дом великоват, – пробормотал Хартман, когда дворецкий вел их наверх по лестнице. – Уолтер ведет себя безрассудно. Большой птицей никогда не был, а жить на широкую ногу любит. Чтобы пыль в глаза пустить, разумеется.
Навстречу им из гостиной вышел хозяин дома – низенький бородатый человек с мягким голосом и изысканными манерами.
– Дорогой Руперт, как хорошо, что вы пришли; будут только свои, все по-простому, потому мы за вами никого и не посылали. А это, конечно, Джулиус Леви. Я о вас наслышан. У вас блестящий ум, молодой человек, на зависть многим. Позвольте представить мою супругу, сыновей Эндрю и Уолтера-младшего и дочь Рейчел.
Джулиус поклонился, пожал руку миссис Дрейфус – высокой и привлекательной даме типично еврейской наружности, двум юношам, чрезвычайно похожим на отца, и наконец повернулся к дочери, которая, к его крайнему изумлению и ее очевидному смущению, оказалась той самой молодой леди из синагоги.
– Полагаю, мы встречались прежде, – важно сказал он.
– Не думаю, – ответила она и отвернулась сразу же, как только позволили приличия.
«Будет не скучно», – подумал Джулиус.
Он тут же заговорил с Уолтером Дрейфусом о мировых финансах и почти половину ужина «не замечал» сидящую с ним рядом хозяйскую дочь, потом вдруг резко вспомнил о ее существовании и, поскольку все вокруг уже были заняты разговорами, обратился к ней:
– Вы всегда показываете язык незнакомцам?
– Только когда они ведут себя неучтиво.
Она покраснела, все еще дуясь на него и, очевидно, считая, что он над ней подтрунивает.
Джулиуса ее ответ позабавил. Ага, значит, не отрицаем тот маленький инцидент. Все еще дуемся? Ну, это легко исправить.
– Полагаю, я вел себя весьма неподобающе, – сказал он задумчиво. – Но это оттого, что я не обучен манерам. Большую часть жизни я прожил на юге, а там, если мужчина долго смотрит на хорошенькую молодую женщину, это считается комплиментом. Потому я и смотрел на вас, вы просто не поняли. А куда это вы все время поглядываете? Передать вам что-нибудь?
– Простите, – ответила она. – Пыталась расслышать, что мистер Хартман сказал моему отцу про какую-то картину. Что вы говорили, мистер Леви?
«Так-так, вовсе не дурочка, – подумал Джулиус. – Все она прекрасно слышала. Должно быть, в ее кругу это что-то вроде флирта. Колкость в ответ на колкость, этакая словесная дуэль. Очевидно, девушкам, которых растят взаперти и под строгим присмотром, внушают, что необходимо быть сдержанными и отстраненными. Наверное, мать учит ее, что не следует рассказывать мужчине все, в женщине должна оставаться какая-то загадка».
– Да так, всякий вздор, – ответил он. – А еще извинялся за то, что докучал вам в тот день. Хотя на самом деле мне это не так важно, поскольку меня никогда не заботили чувства других.
– Какая удача! – ответила она. – В этом мы похожи. Меня тоже не волнуют чувства других. Поэтому мы можем вполне спокойно промолчать весь ужин, и вы не обидитесь, если я буду слушать мистера Хартмана. Он такой хороший рассказчик.
– Полагаю, для вас этот ужин особенный, – продолжал Джулиус. – Вам, верно, не каждый вечер удается поужинать внизу? Вы посещаете пансион или занимаетесь с гувернанткой?
– Ну вот, это просто очаровательно, – ответила она. – Вы считаете меня пансионеркой. Вынуждена вас огорчить – мне уже исполнилось двадцать четыре.
– Ну, я судил по вашему поведению, – не сдавался он. – Нынче совершенно невозможно определить возраст по внешнему виду. Женщины в Англии очень быстро стареют и позволяют себе совершенно опуститься.
Она молчала. Очевидно, он переступил все границы. Интересно, сколько может длиться этот словесный поединок? Наверное, в ее кругу принято поддерживать такой неестественный разговор бесконечно – кавалер забрасывает удочку, а дама решает, попадаться ей на крючок или еще нет.
«У меня нет времени на весь этот вздор», – подумал он, а вслух сказал:
– Расскажите, чем вы занимаетесь, мисс Дрейфус. Чем интересуетесь?
– Да всякой ерундой вроде музыки, картин и книг, мистер Леви, – ответила она. – Всем, что не представляет интереса для такого занятого человека, как вы.
Ему вдруг наскучила эта ее словесная оборона, остроты, которые следует уважительно выслушивать, и хотя он ответил ей, что, конечно, женщины могут позволить себе предаваться милым и необременительным занятиям, на самом деле ему подумалось, что на его месте Жан Блансар уже давно нашел бы способ с ней совладать.
Джулиус посмотрел на ее руки. Узкие, ухоженные ладони, длинные пальцы – да, пожалуй, руки говорят о женщине красноречивей всего. Потом перевел взгляд на шею, белые плечи, пышную грудь в низком вырезе платья. Все, что он увидел, было очень привлекательно, а представить остальное не составляло труда. Широкая кость, округлые бедра, затянутые корсетом; через несколько лет, возможно, располнеет.
– Обожаю Вагнера, – говорила она. – Итальянскую оперу со мной обсуждать бесполезно. Не знаю, мистер Леви, слышали ли вы дуэт из «Тристана и Изольды». Эти первые аккорды, нагнетание таинственности, волшебства…
Джулиус слушал ее вполуха, время от времени бормоча «да» или «нет», как от него, по всей видимости, и ожидалось, а сам с некоторой враждебностью размышлял о том, что заполучить дочь такого человека, как Уолтер Дрейфус, можно, только женившись на ней. Потом решил до времени отложить эти докучливые мысли, и вскоре все разговоры за столом смолкли: беседовали только он и хозяин дома. О Южной Африке, об алмазах, ценах на бирже, отношении Англии к колониям, а затем, конечно, о Лондоне, недвижимости, земельной ренте, горожанах, мелких буржуа и будущем благосостоянии. Джулиус сполна продемонстрировал блестящий ум и понимание ситуации в этом словесном поединке с Уолтером Дрейфусом, хотя еще несколько минут назад не счел нужным поддерживать подобный разговор с его дочерью.
Рейчел Дрейфус никогда не встречала никого похожего на Джулиуса Леви. Сначала он вызвал у нее глубокое неприятие своим высокомерием, презрительным тоном и намеренной грубостью, но к концу ужина она призналась себе, что он умен, в чем-то до гениальности, что его манера разговора и внешность по-своему привлекательны, и эта мысль ее взволновала и смутила.
