– Да. – Он откинулся на спинку стула. – Простите, задумался.
Она опять улыбнулась, забирая его пустую чашку.
– Принести еще что-нибудь?
– Может, чуть позже.
У него не было намерения ничего заказывать, но пусть даже кафешка была полупуста, имело смысл вести себя вежливо и соблюдать общественные нормы. Ему не хотелось, чтобы его запомнили только из-за того, что он злоупотребил местным гостеприимством. Ему не хотелось, чтобы его вообще запомнили.
Обычно это удавалось ему более чем хорошо – хотя правда заключалась в том, что люди сами упрощали ему задачу. Создавалось впечатление, что слишком многие из них окончательно затерялись в шуме бытия, бредя по жизни, как лунатики, совершенно безразличные к миру вокруг себя. Загипнотизированные своими мобильными телефонами. Не обращающие внимания на проходящих мимо. Люди эгоистичны и равнодушны и практически не замечают того, что находится на периферии. Если ты ничем не выделяешься, то так же быстро и бесследно исчезнешь из их мыслей, как какой-нибудь сон.
Он не сводил взгляд с Тома Кеннеди, сидящего в двух столиках от него.
Кеннеди располагался к нему спиной, и теперь, когда эта женщина ушла, мужчина мог смотреть на него сколько угодно. Пока она оставалась там, лицом к нему, он прихлебывал кофе и делал вид, будто уткнулся в свой телефон, делая себя ничем не примечательной частью обстановки кафе. Но все это время тщательно прислушивался, конечно же. Разговоры перемешиваются между собой, если ты им позволяешь, создавая непроницаемый фоновый гул, но если хорошенько сосредоточиться, то можно вычленить нужный и без проблем следить за ним. Все, что для этого требуется, – полная концентрация. Как тонкая настройка радиоприемника, когда исчезают помехи и ты слышишь чистый сигнал.
Как прав он был, подумал он сейчас.
«Нам иногда трудно говорить друг с другом».
«Он не самый простой ребенок».
Ну что ж, мужчина все больше убеждался, что под его-то заботой Джейк действительно расцветет. Он даст мальчику дом, которого тот заслуживает, окружит любовью и вниманием, в которых тот так нуждался. А тогда и он сам почувствует себя исцеленным и цельным.
А если нет…
У времени есть свойство притуплять ощущения. Он поймал себя на мысли, что теперь гораздо проще думать о том, что он сотворил с Нилом Спенсером. Лихорадочная дрожь, которую он испытывал потом, с тех пор давно растаяла, и теперь он мог управляться с воспоминаниями куда как более беспристрастно – вообще-то это почти доставляло удовольствие. Поскольку, по правде сказать, мальчишка этого заслуживал, верно? А если и были моменты умиротворения и счастья в течение прошедших двух месяцев, когда абсолютно все казалось чудесным, то ощущение спокойствия и собственной правоты, которое несло в себе послевкусие того последнего дня, тоже по-своему дарило чувство уюта.
Но нет.
До этого не дойдет.
Том Кеннеди встал и направился к дверям. Мужчина уставился в свой телефон, наугад тыча пальцем в экран, когда Кеннеди проходил мимо.
Мужчина посидел еще несколько секунд, размышляя о других вещах, которые удалось услышать. Кто такой Норман Коллинз? Имя было совершенно ему незнакомо. Один из тех остальных, предположил он, но у него не было ни малейшего предположения, почему Коллинза сейчас арестовали. Впрочем, это его вполне устраивало. Внимание полиции будет отвлечено. Кеннеди будет не столь настороже. Из чего следовало, что ему всего лишь нужно выбрать правильный момент, и все будет просто замечательно.
Он поднялся.
Чем сильнее шум, чем проще по-тихому ускользнуть, оставшись незамеченным.
38
«Я так долго тебя искал!»
Выбравшись из машины, Пит направился к больнице и спустился на лифте в подвал, где базировалось городское отделение судебной медицины. Одна стенка лифта была зеркальной, и он выглядел в ней вроде вполне нормально. Казался даже совершенно спокойным. Какие-то детали внутри могут быть сломаны, но снаружи он сейчас как аккуратно запакованный подарок, который загремит, только если его случайно встряхнуть.
На самом же деле Пит не мог припомнить, чтобы когда-нибудь вообще ожидал чего-нибудь с такой томительной тревогой.
Он целых двадцать лет искал Тони Смита. Иногда даже закрадывалась подспудная мыслишка: уж не поддерживало ли его все это время отсутствие мальчика – не давало ли оно ему чувство цели и причину продолжать жить и работать? И неважно, насколько старательно он пытался не думать об этом, – это дело для него никогда не было закрыто.
Так что Пит не мог оставаться в стороне, когда это действительно произошло.
Он просто ненавидел эти патологоанатомические операционные, всегда ненавидел. Запах антисептика никогда в достаточной мере не скрывал лежащую в основе трупную вонь, а режущий глаза свет и сверкающие металлические поверхности лишь подчеркивали пятнистую мраморность тел, выставленных там напоказ. Смерть была здесь осязаемой – выложенной, словно мясо на прилавок, и совершенно прозаичной. Эти помещения ассоциировались с килограммами и градусами, и пружинными канцелярскими планшетами, исчерканными химическими и биологическими формулами – всем таким холодным и клинически беспристрастным. Каждый раз, бывая здесь, Пит сознавал, что большинство важных составляющих человеческой жизни – эмоции, характер, опыт – блистательно отсутствовали.
Патологоанатом, Крис Дейл, подвел его к каталке на дальнем конце помещения. Следуя за этим человеком, Пит чувствовал легкость и дурноту, едва перебарывая стремление повернуть назад.
– А вот и наш мальчик.
Дейл говорил негромко. Он был известен всему управлению своими совершенно бесцеремонными и пренебрежительными манерами, когда дело доходило до общения с полицией, оставляя свое уважение для тех, кого всегда именовал своими пациентами.
«Наш мальчик».
По тому, как Дейл сказал это, было ясно, что останки теперь под его покровительством. Что унижения, которым они подверглись, уже позади, и что теперь за ними будут бережно присматривать.
«Наш мальчик», – подумал Пит.
Кости были выложены в форме маленького ребенка, но время отделило многие из них, и не осталось ни клочка плоти. За долгие годы Пит повидал достаточно много скелетов. Каким-то образом смотреть на них было проще, чем на недавно погибших людей, – те больше напоминали человеческие существа, но, в своей жутковатой неподвижности, почему-то нет. И все же реальность всегда попадала в цель: тот факт, что люди умирают, и после короткого периода времени остаются лишь объекты, кости, что-то лишь немногим большее, чем разрозненный набор бездушных предметов, брошенных там, где они упали.
– Полное посмертное исследование пока только предстоит, – сообщил Дейл. – Его намечено провести позже. Что я могу сказать вам прямо сейчас, так это что перед нами останки ребенка мужского пола, которому на момент смерти было около шести лет. Причину смерти на данный момент не могу назвать даже предположительно – может, мы этого вообще никогда и не выясним, он мертв уже достаточно продолжительное время.
