Пит испытывал чувство настоящего чуда, глядя на них.
«Твоему папе очень нравились эти книги, когда он был маленьким».
Но он вовремя остановил себя, прежде чем успел произнести это вслух. Джейк понятия не имеет об их родственных узах, но не дело Пита раскрывать этот секрет. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Категорически. Это совершенно нормально. Если ему хочется претендовать на то, что с годами он изменился и что теперь он уже не тот ужасный отец из худших воспоминаний Тома, то вряд ли стоит вытаскивать на свет и любые воспоминания получше.
Если того человека больше нет, то он должен уйти целиком. А на его месте пусть появится кто-то совсем новый.
– Ну что ж… – Из-за полутьмы в комнате голос его звучал тихо и мягко. – На чем мы остановились?
* * *
Потом Пит молча сидел внизу – прихваченная из дома книга оставалась пока нетронутой. Теплоту, которую ощущал наверху, он принес с собой вниз и теперь хотел какое-то время просто ее впитывать.
Он так давно похоронил себя во всяких отвлекающих факторах… Использовал книги и телевизор – тоже в некотором роде ритуал, – как способ щелкнуть пальцами где-то в стороне от своего собственного разума, чтобы отвлечь его и не дать перевести взгляд в более опасном направлении. Но теперь Пит чувствовал себя совершенно по-другому. Голоса, которые изводили его, молчали. Тяга выпить сегодня не оживала. Хотя он по-прежнему мог ее чувствовать, примерно как дымок от потушенной свечи, фитилек которой продолжает тлеть, но огня и яркого света уже нет.
Было так чудесно читать Джейку! Мальчишка был тих и внимателен, а потом, через страницу-другую, захотел почитать ему сам. И пусть он кое-где спотыкался, стало ясно, что словарный запас у него впечатляющий. И было просто невозможно не ощутить тихое спокойствие комнаты. Как бы Пит ни испортил детство Тома, но своему сыну ничего такого явно не передал.
Через пятнадцать минут Пит еще раз заглянул к Джейку и убедился, что мальчик крепко спит. Немного постоял рядом, восхищаясь, насколько умиротворяюще тот выглядит во сне.
«Вот что ты потерял из-за того, что пил!»
Он столько раз повторял себе это, глядя на фотографию Салли и мысленно скользя по самому краю воспоминаний о той жизни, которой лишился… Чаще всего этого было достаточно, но иногда нет, и эти последние месяцы оказались тяжелейшим из всех испытаний. Каким-то чудом он удержался. Сейчас, опустив взгляд на Джейка, Пит был несказанно этому рад, словно ухитрился увернуться от шальной пули. И хоть будущее представлялось неопределенным, но оно все-таки было.
«Посмотри, что ты обрел, потому что бросил!»
Эта мысль была гораздо светлее. Есть большая разница между сожалением и облегчением, между холодным очагом, полным мертвого серого пепла, и огнем, который продолжает гореть. Он не терял этого. Может, он даже до конца это и не обрел. Но и не потерял.
Вернувшись вниз, он все-таки немного почитал, хотя постоянно отвлекался на мысли о расследовании и то и дело вытаскивал телефон проверить, нет ли каких-нибудь новостей. Ничего пока не было. Вроде бы Аманда должна была уже давно побывать там, а Фрэнсис Картер – либо сидеть в камере, либо на допросе, и он надеялся, что все так и есть. Если она слишком занята, чтобы держать его в курсе дела, то эта излишняя занятость – в правильном направлении.
Фрэнсис Картер.
Пит помнил парнишку совершенно четко. Хотя, конечно, Фрэнсис Картер теперь совершенно другая личность: взрослый мужчина, сформировавшийся из того малолетнего мальчика, но отличный от него. Двадцать лет назад Пит лишь считаное число раз вскользь пересекался с ребенком Картера – основная часть опросов требовала участия специально обученных сотрудников. Фрэнсис тогда был маленьким, бледным и забитым, сидел, уставившись в стол полуприкрытыми глазами, и давал в основном односложные ответы. Масштабы травмы, полученной в результате жизни с таким отцом, буквально бросались в глаза. Это был беззащитный ребенок, прошедший через ад.
Теперь к Питу вновь вернулись слова Картера.
«Рубашка была натянута ему на моську, так что мне не было видно как следует, – именно так, как я больше всего люблю».
Все дети были для него одинаковыми – любой сойдет. И ему не хотелось видеть их лица. Но почему? Не объяснялось ли это тем, размышлял Пит, что Картер хотел представить на месте жертв своего собственного сына? Мальчика, которого он не мог тронуть без риска быть пойманным, и свою ненависть к которому перенес на совершенно других детей?
В этот момент Пит вдруг неподвижно застыл, будто боясь пошевелиться.
Если это так, то что ребенок может чувствовать в ответ на такое? Какова будет его реакция? Ощущение, что он совершенно никчемный и тоже заслуживает смерти, скорее всего. Чувство вины за жизни, потерянные у него в доме. Искреннее стремление загладить вину. Желание помочь детям вроде него, поскольку таким образом он сможет исцелить и себя.
«Это человек, для которого главным словом является слово “забота”».
Это Картер сказал про человека на фотографии, которую Пит ему показывал.
Улыбаясь ему.
«Ты просто не слушаешь, Питер!»
Нила Спенсера где-то удерживали целых два месяца, но выглядел он достаточно хорошо для столь долгого срока. Кто-то заботился о нем – до тех пор, пока что-то пошло не так, вследствие чего Нила убили, а его тело подбросили в точности на то же место, в котором похитили. Пит припомнил, что пришло ему в голову в ту ночь, когда тело мальчика нашли на пустыре. Что кто-то вернул подарок, с которым уже наигрался. Теперь он представлял себе это по-другому.
Может, это больше походило на сорвавшийся эксперимент.
В ту же секунду сверху вдруг донесся истошный крик Джейка.
50
Мы договорились встретиться с Карен в пабе в нескольких улицах от моего дома, неподалеку от школы. Заведение было сугубо местное, не принадлежащее к какой-то из больших сетей, называлось попросту «Фезербэнк», и, подходя туда, я чувствовал себя более чем неловко. Вечер был теплым, и за выставленными на открытую веранду столиками оказалось полно народу. Насколько удалось разглядеть через большие окна, внутри тоже было не протолкнуться. Прямо как тогда, когда я первый раз зашел с Джейком на игровую площадку перед школой, показалось, что я вхожу туда, где все друг друга знают, а я тут совершенно чужой и никогда своим не стану.
Заметив Карен возле бара, я принялся прокладывать путь сквозь скопление горячих тел и взрывы смеха. Сегодня ее тяжелого пальто нигде не было видно. На ней были джинсы и белый верх. Остановившись рядом с ней, я почувствовал, что еще сильнее нервничаю.
– Привет! – крикнул я сквозь шум и гам.
– Привет-привет! – Она улыбнулась мне, после чего наклонилась поближе и произнесла: – А вы вовремя. Что вам взять?
Я обвел взглядом ближайшие краны и выбрал что-то наугад. Она расплатилась, передала мне кружку и двинулась от стойки, кивнув мне, чтобы следовал за ней сквозь толпу вглубь паба. Пробираясь вслед за ней, я думал, уж не переоценил ли этот вечер – может, она просто собиралась познакомить меня с какими-то своими друзьями… Но прямо за баром обнаружилась вторая дверь, и Карен протолкалась сквозь нее в еще один открытый закуток, на сей раз упрятанный на задах паба и окруженный деревьями. Здесь имелись круглые столики, расставленные прямо на траве, и небольшая игровая зона, где несколько детишек лазали по низеньким веревочным мостам, пока их родители выпивали поблизости. Здесь было не так многолюдно, и Карен провела меня к свободному столику на дальнем конце.
