Мужчина стоял на подъездной дорожке, грея руки о чашку с кофе. Входная дверь его дома у него за спиной была открыта, внутри – темно и тихо. Вокруг стояла такая тишина, что, казалось, можно услышать, как пар поднимается над кружкой.
Он поселился на глухой улочке сомнительного района, в нескольких милях от собственно Фезербэнка – частично по финансовым соображениям, но в основном ради уединения. Один из соседних домов пустовал, а обитатели другого крайне редко высовывали нос на улицу, даже когда не пьянствовали. Кусты по бокам от дорожки сильно разрослись, скрывая его приходы и уходы, а автомобильное движение на улице практически отсутствовало. Улица была не из тех, куда приезжаешь целенаправленно или по которым добираешься куда-то еще. Проще говоря, такого плана место, куда все обычно стараются не соваться даже при очень большой нужде.
Фрэнсису нравилось думать, что его присутствие здесь этому тоже способствовало. Что если вдруг кого-то сюда случайно и занесет, то такой человек на каком-то первобытном уровне сразу сообразит, что лучше здесь не задерживаться.
Во многом как бывший дом Джейка Кеннеди, раз уж на то пошло.
«Дом ужасов».
Мужчина припомнил это чудовищное строение из своего собственного детства. Похоже, большинству детей было хорошо известно, что это место опасно, хотя никто и не знал почему. Одни говорили, что этот дом проклят; другие уверяли, что здесь некогда жил бывший убийца. Совершенно без всяких оснований, конечно же, – все объяснялось исключительно тем, как он выглядел. Если б они не подходили к Фрэнсису с тем же менталитетом, он сумел бы объяснить им настоящую причину, по которой этот дом представлял собой угрозу. Но рассказывать об этом было некому.
Казалось, это было сто лет назад. Он терялся в догадках, отыскала ли уже полиция остатки его прошлой жизни. Если и так, то это неважно – он не оставил после себя практически ничего, кроме пыли. Он помнил, как легко это было – насколько просто стать другим человеком, если очень захочется… Приобрести новые личные данные у какого-то типа в шестидесяти милях к югу отсюда стоило меньше тысячи фунтов. С тех самых пор он старательно возводил вокруг себя защитный панцирь, позволяющий ему начать трансформацию: словно гусеница, которая в конце концов вылезает из своего кокона совершенно новым существом – энергичным, сильным и неузнаваемым.
Но все-таки какие-то следы испуганного, ненавидимого мальчишки, каким он был когда-то, остались. Его уже много лет не звали Фрэнсисом, но в мыслях он по-прежнему называл себя так. Он мог припомнить, как отец заставлял его смотреть на то, что делал с теми мальчиками. По выражению на его лице Фрэнсис очень хорошо понимал, что этот человек всей душой ненавидит его и что он сделал бы с ним то же самое, если б мог. Мальчики, которых убивал отец, были лишь заменителем того ребенка, которого он презирал больше всего на свете. Фрэнсис всегда хорошо сознавал, насколько он сам бесполезен и отвратителен.
Он не мог спасти мальчиков, которых тот убивал много лет назад, равно как и не мог предложить помощь или утешение ребенку, которым некогда был сам. Но он мог загладить свою вину. Поскольку в мире было так много детей вроде него и было еще не поздно спасти и защитить их…
Они с Джейком будут жить душа в душу.
Фрэнсис отхлебнул кофе, а потом поднял взгляд в ночное небо с его бессмысленными схемами созвездий. Мысли сами собой набрели на то, что совсем недавно произошло в доме у него за спиной. Кожа еще пела от приятного трепета, и он знал, что ощущение это из тех, что его разум должен старательно избегать. Поскольку, пусть он и заранее знал, что тот вечер перерастет в прямое физическое столкновение, было просто удивительно, насколько естественно все получилось, когда до этого дошло дело. Один раз ему уже довелось убивать, и будет легко убить еще раз. Это было так, словно то, что он заставил себя сделать с Нилом, превратилось внутри него в некий ключ, отпирающий желания, о которых раньше он имел лишь самое смутное представление.
Ну разве это было плохо?
Кофе выплеснулся ему на руку, и, опустив взгляд, он заметил, что рука немного дрожит.
Мужчина заставил себя успокоиться.
Но какая-то часть его этого совсем не хотела. Теперь было гораздо проще вспоминать, что он сделал с Нилом Спенсером, и Фрэнсис не мог отрицать, что сам акт убийства доставил ему удовольствие. Он просто боялся признать это до настоящего момента. Мысленно вернувшись назад, он мог представить, что его отец находился при этом вместе с ним.
Наблюдая.
Одобрительно кивая то и дело.
«Теперь-то ты понял, так ведь, Фрэнсис?»
Да. Теперь он понял, почему отец его так ненавидел. За то, что действительно был таким бесполезным созданием. Но сейчас-то он не такой! Интересно, на что это было бы похоже – заглянуть сейчас отцу прямо в глаза? Простили ли бы они друг друга за то, чем некогда были, – в свете того, чем они с тех пор стали?
«Я такой же, как ты, видишь?»
«Теперь тебе больше не надо меня ненавидеть».
Фрэнсис помотал головой. Господи боже, о чем это он думает? То, что случилось с Нилом, было ошибкой! Сейчас нужно как следует сосредоточиться – ведь отныне у него есть Джейк, о котором нужно заботиться.
Бережно охранять. Любить.
Поскольку это то, чего хотят и в чем нуждаются все дети без исключения, так ведь? Быть объектом любви и восхищения своих родителей. Сердце сжалось при этой мысли.
Они хотят этого больше всего на свете.
Отхлебнув оставшийся на дне кружки кофе, Фрэнсис скривился. Тот давно остыл, так что он выплеснул его в сорняки возле крыльца, а потом вернулся в дом, покинув безмолвный мир снаружи ради безмолвного мира внутри.
Время пожелать мальчику спокойной ночи.
«Больше никаких ошибок!»
И все же, когда он стал подниматься наверх, к Джейку, то никак не мог выбросить из головы убийство Нила Спенсера и то, как он себя после него почувствовал.
«Я такой же, как ты, видишь?»
И подумалось: наверное, это была не такая уж и ужасная ошибка, в конце-то концов…
55
Когда просыпаешься от кошмарного сна, все вроде уже должно быть нормально.
Но только не так, как теперь.
Когда Джейк первый раз открыл глаза, то был совершенно сбит с толку. В комнате – слишком светло. Горел свет, и это было неправильно. И тут он осознал, что спальня вообще не его, а какого-то другого ребенка, что тоже неправильно. Но в голове все так путалось, что Джейк никак не мог ничего понять, кроме того, что в сердце все туже затягивается узел этой неправильности. Обстановка плавала вокруг него, когда он сел в кровати. И тут память вновь вернулась к нему, а узел в груди закрутился еще туже, сковывая все тело паникой.
Ему полагалось быть дома. И он там был. Но потом по лестнице стал подниматься какой-то человек, зашел в комнату, и что-то прижалось к его лицу. А потом…
