А потом наш дом.
Видеть его здесь было столь же дико, как и школу. Ребекка в том месте, в котором она не должна и не могла быть. Но нет, вот она стоит на тротуаре перед нашим новым домом, одной ногой на подъездной дорожке. Здание у нее за спиной, со своими перекошенными углами и раскиданными по фасаду окнами, выглядело угрожающе, громоздясь над маленькой девочкой, которая достаточно далеко заступила за порог участка, чтобы испытание на смелость было засчитано.
Местный «дом ужасов». «Дети подначивали друг друга залезть в сад. Фотографировались там, и все такое».
Так вот почему этот дом бросился в глаза Джейку, едва он его увидел! Потому что он уже видел его раньше, вместе со стоящей возле него его матерью!
И тогда я как следует рассмотрел Ребекку на фотографии. На вид ей было лет семь-восемь, и на ней было платьице в сине-белую клеточку, достаточно короткое, чтобы видеть ссадину на коленке. И, должно быть, в тот день было ветрено, поскольку ее волосы сдуло вбок на плечо.
Это была та самая девочка, которую Джейк нарисовал в окне рядом с собой.
Наконец осознав это, я едва сумел сдержать слезы.
Как это ни было глупо, но я почти начинал верить, что в воображаемой подруге моего сына имелось нечто большее, чем просто игра воображения. Да, так оно и было. Если только он не видел духов или призраков. Его воображаемая подруга была просто его матерью, по которой он безумно скучал, – принявшей образ девочки его собственного возраста. Тем, кто смог бы поиграть с ним так, как она обычно это делала. Тем, кто сумел бы помочь ему справиться с пугающим новым миром, в котором он оказался.
Я перевернул фотографию обратной стороной.
«1 июня 1991 г. – было написано там. – Будем храбрыми!»
Я припомнил, как, когда мы еще только переехали, Джейк бегал из комнаты в комнату, словно искал кого-то, и у меня сразу заныло в сердце. Я так сильно его подвел! Ему все равно пришлось бы тяжело, но я мог и должен был сделать больше, чтобы помочь ему пройти через это. Уделить ему больше внимания, почаще оказываться рядом, поменьше укутываться в свои собственные страдания… Так что взамен ему пришлось искать утешения в собственной памяти.
Я положил фотографию на стол.
«Прости меня, Джейк!»
А потом, уже наудачу, я порылся в остальных материалах, которые он так берег. Вид каждой мелочи причинял боль. Поскольку теперь я был убежден, что потерял своего сына навсегда и уже никогда не сумею вновь до него дотянуться, сколько бы лет жизни мне ни осталось.
Но тут я развернул очередной листок бумаги, который он по какой-то причине сохранил. И когда увидел, что это, то опять неподвижно застыл на месте. Понадобилась секунда, чтобы понять, на что я смотрю и что это означает.
Затем, выхватывая на ходу телефон, я бросился к выходу.
59
– Помедленней, пожалуйста, – терпеливо произнесла Аманда. – Так что, говорите, вы нашли?
Она работала без продыха всю ночь, и вот теперь – стрелки часов подбирались уже к девяти утра – могла в полной мере прочувствовать каждую минуту этой ночи. Тело и разум были измотаны выше всякого предела. Кости ныли, в голове царил полный кавардак. Меньше всего ей сейчас требовалось, чтобы Том Кеннеди нес ей по телефону какую-то пургу, особенно когда он находился в таком же растрепанном состоянии, какое чувствовала она сама.
– Да говорю же! – почти кричал он. – Рисунок!
– Рисунок бабочки?
– Да!
– Вас не затруднит успокоиться и внятно объяснить мне, что все это значит?
– Он был у Джейка, в его Пакете для Особых Вещей!
– В каком-каком пакете?
– Он собирает всякие вещи – хранит их. Вещи, которые лично для него имеют какое-то значение. Рисунок был среди них. Это одна из бабочек, которые были в гараже.
– Так-так…
Аманда оглядела колышущуюся перед глазами комнату оперативников. Сейчас, казалось, в ней творился такой же хаос, что и у нее в голове. «Сосредоточься!» Есть какой-то рисунок бабочки. Он явно имеет какое-то значение для Тома Кеннеди, но ей до сих пор не просечь почему.
– Это Джейк ее нарисовал?
– Нет! В том-то и дело. Картинка слишком хорошо проработанная. Похоже, рисовал кто-то взрослый. Хотя Джейк тоже их рисовал, вечером после самого первого дня в школе. По-моему, кто-то дал ему ее скопировать. Иначе где бы он мог их увидеть? Они ведь были в гараже, верно?
– Ну да, в гараже…
– Так что он должен был видеть их в каком-то другом месте! И наверняка так оно и было. Кто-то нарисовал ему эту бабочку. Кто-то, кто их сам видел!
– Кто-то, кто побывал в вашем гараже?
– Или в доме. Это ведь то, что вы сами говорили? Что были еще люди, вроде Нормана Коллинза, которые знали, что тело находится там. Что человек, который, по-вашему, похитил Джейка, – кто-то из этих людей.
Аманда немного помолчала, обдумывая услышанное. Да, именно так они и считали. И хотя открытие Кеннеди наверняка ничего не значило, прошедшая ночь не принесла ровным счетом ничего, за что можно было бы ухватиться.
– Кто это нарисовал? – спросила она.
– Не знаю. На вид рисунок недавний, так что, думаю, наверное, кто-то из школы. Джейк принес его домой после первого учебного дня, вот потому-то и стал его копировать.
Из школы.
За время, последовавшее за исчезновением Нила Спенсера, они переговорили абсолютно со всеми, кто в той или иной степени контактировал с мальчиком, включая и преподавательский состав. Но подозрений ничто не вызвало. И, конечно же, Джейк успел походить в школу лишь какие-то несколько дней. Этот рисунок – если предположить, что он вообще имел какое-то значение, – мог взяться откуда угодно.
– Но точно вы не знаете?
– Нет, – сказал Том. – Но есть и кое-что еще. В тот вечером Джейк разговаривал с кем-то, кого там не было. Понимаете, с ним такое случается. У него какие-то воображаемые друзья. Только на сей раз то, что он сказал, было «мальчик в полу». Так что как он мог об этом знать, равно как и про бабочек, только если кто-то ему не рассказал?
– Ну, не знаю…
Она едва подавила побуждение заметить, что все это может быть попросту совпадением, а если даже и нет, то не имеется ровно никаких причин сосредотачивать внимание на школе. Взамен Аманда повернула разговор к тому, что на данный момент являлось куда, блин, более неотложным вопросом.
– А вы не подумали упомянуть об этом раньше?
В трубке наступила тишина. Наверное, это был удар ниже пояса: у человека пропал сын, в конце-то концов, и важность некоторых вещей можно осознать только задним числом. Рисунки и воображаемые друзья. Взрослые не всегда достаточно внимательно прислушиваются к детям. Но если бы Том Кеннеди рассказал им все это раньше и если бы она прислушалась к его словам, тогда сейчас все могло оказаться совсем по-другому. Она не сидела бы тут, вымотанная до предела, с Питом в больнице и Джейком неизвестно где. Но выгнать из голоса обвиняющие нотки так до конца и не вышло.
