– Чем я могу вам помочь? – спросила Берди.
Девушка бросила на Берди нервный взгляд.
– Я жду своего парня, – ответила она. – Дина.
– Вы с ним потерялись?
– Он пошел в уборную после сеанса и до сих пор не вернулся.
– Ему что… эм… поплохело?
– О нет, – быстро ответила девушка, защищая свою зазнобу от сомнений в трезвости.
– Я попрошу кого-нибудь пойти поискать его, – сказала Берди. Было поздно, она устала и подрастеряла всякую расторопность. Ей совсем не улыбалось оставаться в этом вшивом кинотеатре дольше положенного. Она хотела домой; лечь в кровать и уснуть. Лишь уснуть. В свои тридцать четыре она считала, что уже выросла из секса. Кровать предназначалась для сна, особенно в случае толстушек.
Она толкнула вращающуюся дверь и заглянула в зрительный зал. Ее окутал тяжелый запах сигарет, попкорна и пота; здесь было на несколько градусов жарче, чем в фойе.
– Рики?
Рики запирал заднюю дверь в дальнем конце зала.
– Запах совсем выветрился, – сообщил он.
– Хорошо.
– Несколько месяцев назад со стороны экрана жутко воняло.
– Там за дверью что-то сдохло.
– Можно тебя на минутку? – позвала Берди.
– Чего тебе?
Рики неспешно пошел вверх по застеленному красным ковром проходу, позвякивая ключами на поясе.
На его футболке красовалась надпись «Только молодые умирают праведниками».
– Какие-то проблемы? – спросил он, высмаркиваясь.
– Там девушка. Говорит, ее парень в сортире потерялся.
Рики выглядел разочарованно.
– В сортире?
– Ага. Посмотришь? Тебя это не слишком затруднит?
«Могла бы для начала засунуть подальше свой сарказм», – подумал он, кисло улыбнувшись. Они слишком много пережили вместе, а это в итоге всегда серьезно бьет по дружбе. Кроме того, Берди позволила себе очень жестоко (и справедливо) отозваться о его знакомых, и он дал ответный залп из всех орудий. После этого они не разговаривали друг с другом три с половиной недели. Теперь установилось напряженное перемирие, заключенное скорее из одного здравомыслия. И соблюдалось оно весьма нестрого.
Рики повернулся, вразвалочку прошел вниз по дорожке, свернул на пятом ряду и начал протискиваться по нему к сортиру, поднимая перед собой сиденья кресел. У этих кресел были и лучшие деньки: в далекие времена выхода «Вперед, путешественник». Теперь они выглядели абсолютно растерзанными: их надо было или чинить, или попросту заменить. Только в одном пятом ряду четыре кресла порезали так, что не восстановишь, а теперь он заметил и пятое выпотрошенное сидение, остававшееся до этого вечера целым. Какой-то дурной молокосос устал от фильма и/или своей девчонки, но был слишком обдолбан, чтобы уйти. Были времена, когда Рики и сам занимался таким – и считал это вкладом в борьбу за свободу против открывавших такие злачные места капиталистов. Времена, в которые он творил много всякой хрени.
Берди видела, как он заглядывает в мужской туалет. «Вышвырнут его оттуда, – думала она с недоброй ухмылочкой, – как раз по нему обращение». Подумать только, она же была от него без ума в прежние времена (полгода назад), когда ей так нравились парни с острыми – порезаться можно – чертами лица, носом, как у Дуранте, и доскональным знанием фильмографии де Ниро. Теперь она видела, каков он на самом деле – бродяга с потонувшего корабля надежды. Все так же глотает наркоту, так же считает себя – в теории – бисексуалом, так же обожает ранние фильмы Полански и символический пацифизм. Да что у него за каша в голове? «Та же, что и у тебя когда-то, – пожурила она себя, – ты ведь считала эти праздные шатания сексуальными».
Несколько секунд Берди выжидающе смотрела на дверь. Когда Рики так и не появился, она на минутку вернулась в фойе, посмотреть, что поделывает девчонка. Та опиралась о перила и курила сигарету, словно неумелая актриса, так и не научившаяся делать это, как подобает. Она почесала ногу – юбка задралась.
– Колготки, – пояснила она.
– Менеджер уже ищет Дина.
– Спасибо. – Она снова почесалась. – У меня от них сыпь – аллергия.
Милые ножки девушки были усыпаны прыщами, что сильно портило весь вид.
– Это потому, что я переволновалась, – заявила она. – Стоит мне переволноваться, и у меня высыпает аллергия.
– О.
– Знаете, наверное, Дин сбежал, когда я отвернулась. Он может. Ему наср… Ему все равно.
Берди чувствовала, что может заплакать – вот засада. В слезах она была некрасива. Можно кричать, даже драться. Но никаких слез.
– Все будет в порядке, – выдавила она, силясь не разреветься.
– Нет, не будет, – ответила девушка. – Ничего не будет в порядке, потому что он говнюк. Обращается с людьми, как с грязью. – Она затушила наполовину выкуренную сигарету острым носком вишневой туфли, проследив за тем, чтобы не осталось ни одного тлеющего кусочка табака.
– Мужчинам ведь плевать? – спросила она, смотря на Берди с прямотой, от которой таяло сердце. Под мастерски нанесенным макияжем скрывалось лицо семнадцатилетней на вид девушки – точно ни годом больше. Тушь немного смазалась, а под глазами синели круги.
– Да, – подтвердила Берди, помня собственный болезненный опыт. – Да, им плевать.
Берди печально подумала о том, что никогда не была так же привлекательна, как эта усталая нимфетка. Ее глаза были слишком малы, а руки слишком толсты. (Давай честно, девочка, не только руки). Но руки были хуже всего; она убеждала себя в этом. Она знала мужиков, множество мужиков, пускавших слюну на большую грудь, на пышные задницы, но ни один из знакомых ей мужчин не любил толстых рук. Они всегда хотели иметь возможность обхватить запястье девушки большим и указательным пальцами – незатейливый способ выразить чувство. Ее толстые ладони переходили в толстые предплечья и, слишком быстро, – в толстые плечи. Мужчины не могли обхватить ее за запястье, потому что у нее не было запястий, и это их отпугивало. Ну, это точно была одна из причин. Кроме того, ей достался острый ум – а это всегда помеха для той, что хочет, чтобы мужчины падали к ее ногам. Но из всех причин своей невезучести в любви она предпочитала считать самой вероятной толстые руки.
А у этой девушки были руки балийской танцовщицы; ее запястья выглядели тонкими, как стекло, и будто бы такими же хрупкими.
Просто отвратительно. К тому же, наверное, и беседу поддержать не умеет толком. Боже, да у этой девочки все тузы на руках.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Линди Ли, – ответила девушка.
Ну конечно.
Рики подумал, что она ошибается. Это точно не туалет, говорил он самому себе. Он, судя по всему, стоял на главной улице приграничного городка, какие видел в двух сотнях вестернов. Кажется, поднималась буря, и приходилось щуриться от лезущей в глаза пыли. Через воронки рыжевато-серого воздуха он вроде бы различал торговые лавки, офис шерифа и салун. Они занимали место туалетных кабинок. Мимо него кружились под горячим пустынным ветром редкие перекати-поле. Земля под ногами казалась прессованным песком – ни намека на кафель. Ни намека, даже призрачного, на хоть какой-то туалет.
