Я снова посмотрела на солнце. Мама всегда говорила, что если глядеть прямо на него, прожжешь дырку в глазу. Но оно там, наверху, было таким жарким и живым, что хотелось смотреть ему прямо в лицо. Внутри меня поселился холод. Не знаю, откуда он взялся, но засел в животе и между ног и не уходил. Может быть, глядя на солнце, мне удастся выжечь его.
Вдалеке я заметила Джонатана, который крадучись спускался к морю. На таком расстоянии мешанина из пятен крови и белой кожи делала его похожим на какого-то пестрого уродца. Он снял шорты и присел на корточки у кромки воды, чтобы отмыться от овцы.
И тут раздался очень тихий голос Рэя.
– О Боже, – произнес он до того сдержанно, что я поняла: новости будут не из приятных.
– В чем дело?
– Я выяснил, где мы находимся.
– Хорошо.
– Ничего хорошего.
– Почему? Что-то не так? – я села и повернулась к нему.
– Все здесь, в книге. Тут есть параграф об этом месте.
Анжела приоткрыла один глаз:
– Ну и?
– Это не просто остров. Это могильный курган.
Холод между ног подпитывал сам себя, становясь все сильнее. Солнцу не хватало жара, чтобы прогреть меня там, где я должна быть горячее всего.
Я вновь отвела взгляд от Рэя. Джонатан все еще умывался, плеская воду себе на грудь. Тени от камней вдруг начали казаться очень черными и тяжелыми, их края давили на обращенные кверху лица людей…
Заметив, что я смотрю в его сторону, Джонатан помахал рукой.
Неужели под этими камнями трупы? Лежат лицом к солнцу, словно отдыхающие на пляже Блэкпула?
[5]
Монохромный мир. Свет и тень. Камни – белые сверху и черные снизу. Сверху жизнь, а внизу смерть.
– Курган? – спросила Анжела, – Что за курган такой?
– Погибшие солдаты, – ответил Рэй.
– Ты о викингах или типа того?
– О Первой мировой, Второй Мировой. О солдатах с торпедированных десантных кораблей, о прибитых к берегу моряках. Их принес сюда Гольфстрим. Видимо, течение переносит тела через проливы и выбрасывает на ближайшие острова.
– Выбрасывает? – повторила Анжела.
– Так написано.
– Но теперь-то уже нет.
– Уверен, иногда здесь хоронят рыбаков, – ответил Рэй.
Джонатан уже смыл с себя кровь и встал, глядя на море. Прикрыв глаза ладонью, он всматривался в серо-голубую гладь. Я проследила за его взглядом. В ста ярдах от берега тюлень, или кит, или кто это там был, снова всплыл и лениво развалился в воде. Иногда, он поворачивался и, словно пловец руку, выбрасывал вверх плавник, маня к себе.
– И сколько людей тут похоронено? – как ни в чем не бывало спросила Анжела. Казалось, ее совершенно не беспокоит то, что мы расселись на могиле.
– Сотни, наверное.
– Сотни?
– В книге написано просто «множество мертвых».
– А в гробы их клали?
– Откуда мне-то знать?
Да и чем еще могла оказаться эта забытая Богом насыпь, если не кладбищем? Я посмотрела на остров новыми глазами, как будто только что увидела его таким, каким он был на самом деле. Теперь у меня была причина презирать его горбатую спину, грязный пляж и запах гнилых персиков.
– Интересно, они закопали их повсюду, – рассуждала Анжела, – или только на холме, где мы овец нашли? Наверное, там, подальше от воды.
Да, воды с них, вероятно, уже достаточно – бледные зеленоватые лица объели рыбы, форма сгнила, армейские жетоны покрылись тиной. Какая смерть… И хуже того, какое путешествие после смерти вместе с отрядами погибших товарищей вдоль Гольфстрима до этого унылого берега. Я представила, как волны прилива прибивали тела к берегу и утягивали обратно, пока те не цеплялись случайно за камень, и лишь тогда море теряло над ними власть. Волны откатываются и становятся видны мертвые – насквозь промокшие и одеревеневшие от соленой воды, океан выплюнул их только для того, чтобы они ненадолго отравили зловонием воздух, а потом трупы расклевали чайки.
С новыми знаниями я внезапно ощутила нездоровое желание снова прогуляться по берегу, пиная гальку в надежде найти парочку костей.
Едва идея оформилась, как тело приняло решение за меня. Вот я уже вскочила, вот перелезаю через борт «Эммануэль».
– Куда ты собралась? – спросила Анжела.
– К Джонатану, – пробормотала я, ступая на насыпь.
Теперь прояснилась причина зловония – это был накопленный годами запах смерти. Возможно, как и предполагал Рэй, утопленников до сих пор хоронили под этими грудами камней. Неосторожного яхтсмена, беспечного пловца со стертым водой лицом. Мухи под ногами перестали быть такими вялыми, они больше не ждали, пока их раздавят, а отпрыгивали и гудели впереди меня, словно обрели новый вкус к жизни.
Джонатана не было видно. Шорты все еще лежали на камнях у кромки воды, а сам он исчез. Я посмотрела на море. Ничего. Ни покачивающейся на волнах головы, ни манящего жеста.
Я окликнула Джонатана по имени.
Мой голос, казалось, взбудоражил мух, и они взлетели в воздух клубящимися облаками. А Джонатан не ответил.
Я зашагала вдоль кромки воды. Иногда ленивая волна задевала ноги, но чаще ей не хватало сил до меня добраться. Я сообразила, что не рассказала Анжеле и Рэю о мертвой овце. Возможно, это останется секретом между мной, Джонатаном и двумя выжившими в загоне.
И тут в нескольких ярдах впереди я увидела его – на его широкой белой груди не было ни единого пятнышка крови. «Значит, это секрет», – подумала я.
– Где ты был?
– Проветривался, – крикнул он в ответ.
– Проветривался?
– Слишком много джина, – он расплылся в улыбке.
Я невольно улыбнулась в ответ. На камбузе он сказал, что любит меня, это кое-что да значило.
Позади него раздался грохот подпрыгивающих камней. Джонатан был уже ярдах в десяти от меня, бесстыже голый, но шел трезвой походкой.
В перестуке камней внезапно почудился ритм. Это уже была не случайная череда звуков от сталкивающейся гальки, а повторяющаяся последовательность, пульсация.
Не случайность – закономерность.
Не совпадение – умысел.
Не камень – разум. Он был за камнем, вместе с камнем, он толкал гальку с места…
Джонатан – он было уже совсем близко – сиял. Его кожа чуть ли не светилась от солнца и оттеняла черноту позади него.
Погодите…
…какую еще черноту?
