Кроме того, начались разные происшествия. Однажды утром кошатница, жившая этажом ниже, мимоходом спросила о том, что это за гость постоянно ходит к Гэвину – забавный человек, который появляется поздно ночью и час за часом ждет на лестнице, наблюдая за квартирой. У Гэвина похожих друзей не было, и под описание не подходил никто из знакомых.
В другой раз он вынырнул из толпы на оживленной улице, встал в дверях заброшенного магазинчика, закурил, и тут встретился глазами с чьим-то перекошенным отражением в грязной витрине. Спичка обожгла Гэвину палец, он уронил ее и опустил взгляд, а когда снова поднял, толпа бурным морем уже сомкнулась вокруг незнакомца.
Гэвина охватило дурное, очень дурное предчувствие. И в тех глубинах, откуда оно поднялось, таких предчувствий осталось еще немало.
Гэвин никогда не разговаривал с Преториусом, хотя время от времени они обменивались кивками на улице и в компании общих знакомых справлялись друг о друге, как будто были близкими друзьями. Чернокожий Преториус пребывал где-то между сорока пятью годами и смертью от ножа. Пафосный сутенер, он утверждал, что ведет родословную от Наполеона. Почти десять лет под его началом ходила кучка девок и три-четыре парня, и дела у Преториуса шли хорошо. Когда Гэвин только начал работать, ему всячески советовали попросить у сутенера покровительства, но вольной пташке такая помощь не нужна. В итоге и Преториус, и его клан смотрели на Гэвина без особого тепла. Тем не менее, как только он стал неотъемлемой частью пейзажа, никто не оспаривал его право быть самим собой. Поговаривали даже, что Преториус нехотя восхищался жадностью Гэвина.
Восхищался или нет, но в тот день, наверное, ад замерз, раз Преториус нарушил молчание.
– Эй, белоснежка.
Было около одиннадцати, Гэвин направлялся из бара на Сент-Мартинс Лейн в клуб на Ковент-Гарден. Улица все еще гудела. Среди театралов и любителей кино легко подцепить клиента, но сегодня особого желания не было. В кармане лежала заработанная накануне сотня, которую он не потрудился положить в банк. Хватит, чтобы продержаться.
Первое, о чем подумал Гэвин, завидев на своем пути Преториуса и его разномастных громил: «Им нужны мои деньги».
– Белоснежка.
Тут он и узнал это плоское сияющее лицо. Преториус не был уличным грабителем. Никогда не был и никогда не будет.
– Белоснежка, я хотел с тобой поговорить.
Сутенер достал из кармана орех, раздавил скорлупу в ладони и сунул ядрышко в свой огромный рот.
– Не возражаешь?
– Чего тебе надо?
– Как и сказал, парой слов перекинуться. Не слишком много прошу?
– Ладно. Чего?
– Не здесь.
Гэвин поглядел на войско Преториуса. Гориллами они не были, да и вообще держались не в стиле черных, но и дохляками не выглядели. В целом картина вырисовывалась небезопасная.
– Спасибо, нет, – сказал Гэвин и со всей скоростью, которую мог набрать, пошел прочь от этой троицы.
Те последовали за ним. Он молился, чтобы они так не поступили, но у них были свои мысли на этот счет. Преториус за спиной Гэвина продолжал разговор:
– Послушай. До меня доходят плохие новости о тебе.
– Ах, вот как?
– Боюсь, что так. Мне сказали, что ты напал на одного из моих мальчиков.
Гэвин успел сделать шесть шагов, прежде чем ответил:
– Это был не я. Ты с кем-то спутал.
– Он узнал тебя, дрянь. Ты его здорово порезал.
– Говорю же, это был не я.
– Ты хоть сам знаешь, что ты псих? Тебя нужно за решетку упечь.
Голос Преториуса звучал все громче. Люди переходили на другую сторону улицы, чтобы избежать нарастающей ссоры.
Недолго думая, Гэвин свернул с Сент-Мартин Лейн на Лонг-Эйкр и быстро понял, что допустил тактическую ошибку. Толпа здесь заметно поредела, и ему пришлось долго идти по улицам Ковент-Гардена, прежде чем он снова добрался до шумного квартала. Надо было повернуть не налево, а направо, и выйти на Чаринг-Кросс Роуд. Там хоть какая-то безопасность. Черт подери, не мог же он развернуться и пойти прямо на них. Оставалось только продолжать идти (не бежать, никогда не убегайте от бешеной собаки) и надеяться, что он сможет вернуть разговор в спокойное русло.
– Ты стоил мне кучу денег, – не унимался Преториус.
– Не пойму…
– Ты вывел из строя первоклассного пацана. Много времени уйдет, прежде чем я снова смогу выставить его на продажу. Он до чертиков напуган, сечешь?
– Послушай… Я никому ничего не сделал.
– Слышь, дрянь, какого хера ты мне врешь? Что я тебе сделал, что ты так со мной обходишься?
Преториус чуть ускорил шаг и поравнялся с Гэвином, оставив своих приятелей в нескольких шагах позади.
– Слушай, – прошептал он Гэвину, – такие ребятки могут быть соблазнительными, верно? Это круто. Могу понять. Положи мне на тарелку «киску» симпатичного мальчика, не стану носом вертеть. Но ты причинил ему боль, а когда причиняют боль одному из моих ребяток, я тоже истекаю кровью.
– Если бы я сделал то, что ты говоришь, думаешь, я стал бы по улицам разгуливать?
– А может ты не совсем здоров, сечешь? Мы тут не о паре синяков говорим, приятель. Я говорю о том, что ты принимаешь душ из детской крови, вот о чем я говорю. Ты его подвесил, изрезал всего напрочь, а потом оставил, блядь, прямо у меня на лестнице в паре носков. Ты получил мое сообщение, белоснежка? Считал его?
Когда Преториус описал мнимое преступление Гэвина, в том вспыхнула настоящая ярость, он даже не знал, как с ней справиться. И только молча шагал дальше.
– Этот парень боготворил тебя, понимаешь? Думал, ты вроде учебного пособия для новичка. Как тебе такое нравится?
– Не особо.
– Ты должен быть чертовски польщен, приятель, потому что больше тебе ничего не светит.
– Спасибо.
– У тебя была хорошая карьера. Жаль, что ей пришел конец.
У Гэвина в животе похолодело. Он надеялся, Преториус ограничится предупреждением. Очевидно, нет. Они здесь, чтобы прибить его. Господи, они собирались прибить его за то, чего он не делал, о чем даже не знал.
– Мы собираемся убрать тебя с улицы, белоснежка. Навсегда.
– Я ничего не сделал.
– Парень узнал тебя даже с чулком на голове. Голос тот же, одежда та же. Смирись, тебя узнали. Теперь расхлебывай.
– Иди на хер.
Гэвин бросился бежать. Восемнадцатилетним юношей он бегал за свою страну, и сейчас ему понадобилась та скорость. Позади рассмеялся Преториус (это же так забавно!), и две пары ног застучали по тротуару. Они звучали все ближе и ближе, а Гэвин был в ужасной форме. Через дюжину ярдов у него заныли бедра, джинсы были слишком тесными для бега. Забег он проиграл еще до того, как тот начался.
