Йеттеринга замутило.
Скуля, он спрятался в спальне, чтобы отгородиться от шумной радости, но его все равно нагоняла ударная волна. Все, что он мог, – сидеть, слушать, и оттачивать план мести.
Джек с радостью встретил дома своих красавиц. Аманда на все имела свое мнение, она была сильная, прямо как ее мать. Джина – больше походила на его мать: хладнокровная, наблюдательная. Он был так счастлив в их присутствии, что чуть не плакал; при этом он, гордый отец, так рисковал ими обеими. Но какой у него выбор? Если бы он отменил празднование Рождества, это вызвало бы подозрения. Могло бы даже испортить всю стратегию, выдать врагу его трюки.
Нет, он вынужден сидеть, сложа руки. Разыгрывать дурачка, каким уже привык его видеть враг.
Время действовать еще придет.
В 3:15 рождественского утра Йеттеринг начал враждебные действия, выкинув Аманду из постели. Конечно, безвкусный прием, но эффекта он достиг. Спросонья потирая ушибленную голову, она залезла обратно в кровать только для того, чтобы та взбрыкнула, содрогнулась и снова скинула ее, словно необъезженный жеребец.
Шум перебудил весь дом. Джина оказалась в спальне сестры первой.
– Что происходит?
– Под кроватью кто-то есть.
– Что?
Джина схватила пресс-папье с комода и потребовала, чтобы посторонний выходил. Невидимый Йеттеринг сидел на подоконнике и демонстрировал женщинам неприличные жесты, завязывая свои гениталии узлами.
Джина заглянула под кровать. Теперь Йеттеринг цеплялся за люстру, качая ее из стороны в сторону, пока комната плыла перед глазами.
– Там ничего нет…
– Есть.
Аманда знала. О да, она знала.
– Здесь что-то есть, Джина, – сказала она. – С нами в комнате что-то есть, я уверена.
– Нет, – Джина была категорична. – Здесь пусто.
Аманда искала за шкафом, когда вошел Поло.
– Что за шум, а драки нет?
– В доме кто-то есть, папа. Меня сбросили с кровати.
Джек посмотрел на смятые простыни, сдвинутый матрас, потом на Аманду.
Это первое испытание: нужно соврать как можно более небрежно.
– Похоже, тебе снились кошмары, красавица, – сказал он, нацепив невинную улыбку.
– Под кроватью что-то было, – настаивала Аманда.
– Теперь там никого нет.
– Но я чувствовала.
– Что ж, давай я осмотрю весь дом, – предложил он без энтузиазма. – Вы обе оставайтесь здесь, на всякий случай.
Когда Поло вышел, Йеттеринг снова качнул люстру.
– Дом проседает, – сказала Джина.
Внизу было холодно, и Поло сейчас обошелся бы без того, чтобы шлепать босым по кухонному кафелю, но втайне он радовался, что битва началась с таких мелочей. Он побаивался, что со столь нежными жертвами под рукой враг даст себе волю. Но нет: Поло вполне верно оценил мышление этого создания. Оно из низших рангов. Могущественное, но несообразительное. Его можно выманить за пределы полномочий. Тише едешь, дальше будешь, напоминал он себе.
Он обошел весь дом, послушно открывая шкафы и заглядывая за мебель, потом вернулся к дочерям, теперь уже сидевшим на верхней площадке лестницы. Аманда казалась маленькой и бледной – не двадцатидвухлетней девушкой, а снова ребенком.
– Ничего не видно, – сказал он с улыбкой. – «В рождественское утро в доме тишь…»
– «…Ничто не шелохнется, даже мышь», – закончила стишок Джина.
– Даже мышь, красавица.
В этот момент Йеттеринг сбросил вазу с каминной полки в гостиной.
Подскочил даже Джек.
– Черт, – сказал он. Ему нужно было выспаться, но Йеттеринг, вполне очевидно, пока не намеревался оставлять их в покое.
– Que sera, sera, – пробормотал он, складывая осколки китайской вазы в газету. – Дом слегка проседает с левой стороны, сами знаете, – сказал он громче. – Уже много лет.
– От проседания, – тихо, но уверенно ответила Аманда, – я бы с кровати не вылетела.
Джина промолчала. Выбор был ограничен. Альтернативы – непривлекательны.
– Ну, возможно, это Санта-Клаус, – сказал Поло, приняв легкомысленный тон. Он завернул осколки вазы и прошел через кухню, уверенный, что за каждым его шагом следят. – Что еще это может быть, – вопрос он бросил через плечо, сунув газету в мусорную корзину. – Единственное возможное объяснение… – здесь он едва ли не испытывал восторг от того, как приблизился к истине. – Единственное возможное объяснение слишком несуразное.
Какая изощренная ирония – отрицать существование невидимого мира с полным знанием того, что даже сейчас тот мстительно дышит ему в затылок.
– То есть полтергейст? – спросила Джина.
– То есть все, что стучит по ночам. Но мы же взрослые люди, верно? Мы не верим в буку.
– Нет, – решительно ответила Джина. – Я не верю, но я и не верю, что дом проседает.
– Ну, пока остановимся на этом, – сказал Джек с беззаботной категоричностью. – Сегодня начинается Рождество. Мы же не хотим испортить его разговорами о гремлинах?
Они вместе рассмеялись.
Гремлины. Это наверняка заденет за живое. Назвать адское отродье гремлином.
Йеттеринг, ослабев от досады, с закипающими на неосязаемых щеках кислотными слезами, скрежетал зубами и сохранял спокойствие.
Еще будет время стереть эту атеистическую улыбку с гладкого толстого лица Джека Поло. Времени в избытке. Отныне никаких полумер. Никаких тонкостей. Полномасштабная атака.
Да будет кровь. Да будет агония.
Они сломаются.
Аманда была на кухне, готовила рождественский ужин, когда Йеттеринг начал следующую атаку. По всему дому плыло пение хора Королевского колледжа: «О, городок Вифлеем, как тихо ты замер…»
Разворачивались подарки, осушался джин с тоником, дом от крыши до подвала стал сплошным теплым объятием.
На кухне сквозь жар и пар пронесся внезапный холодок, Аманда вздрогнула; подошла к окну, открытому нараспашку для проветривания, и закрыла. Еще подхватит что-нибудь.
Йеттеринг следил за ее спиной, пока она хлопотала на кухне и наслаждалась домашними делами. Аманда отчетливо ощущала взгляд. Она развернулась. Никого, ничего. Она продолжила мыть брюссельскую капусту, разрезала один стебель и нашла в нем червячка. Смыла его.
Пел хор.
В гостиной Джек над чем-то смеялся с Джиной.
Вдруг – шум. Сперва стук, потом удары кулаком по двери. Аманда уронила нож в миску с капустой и отвернулась от раковины, ища, откуда доносится звук. Он становился все громче и громче. Будто что-то было заперто в одном из шкафов и отчаянно желало выбраться. Кошка в ящике или…
