Кабинет был открыт, но секретарши на месте не оказалось. Видимо, ушла домой. На часах в кабинете было 20:18. Редмен подвел свои.
Трубка лежала на телефоне. Кто бы ему ни звонил, он устал ждать и не оставил сообщения. Одновременно с облегчением от того, что звонок оказался не столь срочным, чтобы прихода Редмена дождались, он чувствовал и разочарование, что не пообщался с внешним миром. Словно Крузо, завидевший парус, который прошел мимо острова.
Нелепость: это не он сидит в тюрьме. Он может уйти, когда пожелает. Уйдет сегодня же вечером – и больше не будет Крузо.
Он уже хотел оставить письмо Лейси на столе, но передумал. Редмен обещал защищать интересы мальчика – так он и сделает. Если потребуется, отправит письмо лично.
Не думая ни о чем конкретном, он двинулся обратно в мастерскую. В голове клубился смутный туман тревоги, замедляя все реакции. В горле засели вздохи, на лице – хмурые морщины. «Проклятое место», – сказал он вслух, имея в виду не стены, а ловушку, которую они символизировали. Ему казалось, здесь можно умереть со всеми своими благими намерениями, раскинутыми вокруг трупа, как цветы, и никто не узнает, не вспомнит, не взгрустнет. Здесь идеализм был слабостью, сочувствие – баловством. Здесь во всем ощущалась только тревога – тревога и…
Тишина.
Вот что не так. Хотя телевизор дальше по коридору все еще стрелял и кричал, ему вторила тишина. Ни свиста, ни улюлюканья.
Редмен поспешил обратно в вестибюль и через коридор в комнату отдыха. В этой части здания разрешалось курение, и все провоняло сигаретами. Впереди не смолкал шум разрушений. Женщина звала кого-то по имени. Человек ответил, но его прервал залп огня. В воздухе висели недосказанные истории.
Редмен дошел до комнаты и открыл дверь.
С ним заговорил телевизор.
– Ложись!
– У него пистолет!
Еще один выстрел.
Женщина, блондинка с большой грудью, получила пулю в сердце и умерла на тротуаре рядом со своим любимым.
Трагедия осталась неувиденной. Комната отдыха была пуста – вокруг телевизора стояли старые кресла и изрезанные граффити стулья для публики, у которой на этот вечер нашлось развлечение поинтереснее. Редмен прошел между ними и выключил телевизор. Когда серебряно-синяя флуоресценция угасла и назойливая музыка оборвалась, он ощутил, что в сумраке, в тиши, кто-то стоял у дверей.
– Кто здесь?
– Слейп, сэр.
– Я велел тебе оставаться с Лейси.
– Ему надо было идти, сэр.
– Идти?
– Он сбежал, сэр. Я не смог ему помешать.
– Черт возьми. Что значит – не смог помешать?
Редмен направился обратно к двери, зацепился ногой за стул. Тот, тихо протестуя, скрипнул по линолеуму. Слейп дернулся:
– Простите, сэр. Я не смог его поймать. У меня нога.
Да, Слейп действительно страдал хромотой.
– Куда он побежал?
Слейп пожал плечами:
– Не помню, сэр.
– Так вспомни.
– Незачем так нервничать, сэр.
«Сэр» он растянул – пародия на уважение. Редмен вдруг понял, что у него кулаки чешутся задать взбучку этому подростку с гнойной рожей. До двери оставалась всего пара метров.
Слейп не двигался с места.
– С дороги, Слейп.
– Ну, в самом деле, сэр, вы ему уже не поможете. Его уже нет.
– Я сказал – с дороги.
Когда он шагнул, чтобы оттолкнуть Слейпа, на уровне пупка раздался щелчок, и ублюдок прижал к животу Редмена выкидной нож. Кончик ужалил жир на животе.
– За ним уже, правда, незачем идти, сэр.
– Во имя Господа, что ты творишь, Слейп?
– Мы просто играем, – процедил тот сквозь серые зубы. – В этом нет ничего такого. Просто оставьте все как есть.
Из-под кончика ножа побежала кровь. Проложила теплую дорожку до паха Редмена. Слейп был готов его убить, в этом не было сомнений. Что бы это ни была за игра, он нашел свое собственное развлечение. Оно называлось «прикончи учителя». Нож все еще входил, бесконечно медленно, в плоть Редмена. Капельки крови усилились до ручейка.
– Иногда Кевин любит выйти и поиграть, – сказал Слейп.
– Хенесси?
– А, вы же любите звать нас по фамилиям, да? Это по-мужски, да? Это значит, что мы не дети, значит, что мы мужчины. Но понимаете, сэр, Кевин не совсем мужчина. И никогда не хотел становиться мужчиной. По-моему, ему это было противно. Знаете, почему? – теперь нож рассек мышцу, нежно-нежно. – Он думал, что, как только становишься мужчиной, начинаешь умирать, а Кевин говорил, что никогда не умрет.
– Никогда не умрет.
– Никогда.
– Я хочу с ним встретиться.
– Все хотят, сэр. Он харизматичный. Так его доктор называла – харизматичный.
– Я хочу встретиться с этим харизматичным типом.
– Скоро.
– Сейчас.
– Я сказал – скоро.
Редмен так быстро схватил руку с ножом за запястье, что у Слейпа не было ни единого шанса вонзить клинок. Реакция подростка была заторможенной – возможно, из-за лекарства – и Редмен с ним справился. Когда его хватка окрепла, нож выпал, а второй рукой Редмен взял Слейпа в захват, легко обняв хилую шею. Ладонью надавил на адамово яблоко нападавшего, в горле у того заклокотало.
– Где Хенесси? Веди меня к нему.
Глаза, глядевшие на Редмена, были такими же заторможенными, как и слова, радужки – лишь точками.
– Веди меня к нему! – потребовал Редмен.
Слейп нашел порез на животе Редмена и ткнул кулаком прямо в рану. Редмен выругался и ослабил хватку, и подросток едва не вырвался, но Редмен вогнал противнику колено между ног, быстро и резко. Слейп и хотел бы сломаться пополам в агонии, но захват ему помешал. Колено вскинулось опять, сильнее. И опять. Опять.
По лицу Слейпа побежали внезапные слезы, прокладывая путь по минному полю из фурункулов.
– Ты мне сделаешь больно, а я тебе – в два раза больнее, – сказал Редмен, – так что, если хочешь продолжать всю ночь, я только рад.
Слейп затряс головой, втягивая воздух через пережатую трахею рваными болезненными глотками.
– Хватит с тебя?
Подросток снова затряс головой. Редмен отпустил его и швырнул через коридор. Всхлипывая и морщась от боли, тот сполз по стенке в позу эмбриона, зажимая руками пах.
– Где Лейси?
Слейпа затрясло, изо рта посыпались слова:
– А вы как думаете? Он у Кевина.
– Где Кевин?
Слейп озадаченно посмотрел на Редмена:
