И какой мужчина поступил бы иначе на моем месте? Она была (и есть) совершенна.
После демонстрации ее силы я целый месяц прожил в настоящей эйфории. Она показала мне способы любви, находящиеся за пределами возможностей любого существа на Земле. Но и когда я был не с ней, греза не заканчивалась: кажется, она полностью изменила мой мир.
А потом Жаклин меня бросила.
Я знал, почему: она решила найти кого-то, кто бы научил ее пользоваться этой силой. Но от понимания одиночество легче не стало.
Я сломался: потерял работу, личность, всех оставшихся друзей. Но едва это заметил. Все они казались скромными потерями по сравнению с потерей Жаклин…
– Жаклин.
«Господи, – подумала она, – это что, действительно самый влиятельный человек в стране?
Он выглядел таким неказистым, таким унылым. У него даже подбородок был слабым.
Но Титус Петтифер был силой.
Он управлял большим количеством монополий, чем мог сосчитать; в финансовом мире одно его слово ломало компании, как палочки, уничтожало амбиции сотен людей, рушило карьеры тысяч. В его тени за ночь зарабатывались состояния, от одного его дуновения рушились целые корпорации, становясь жертвой его капризов. Если кто и знал, что такое сила, то именно этот человек. У него стоило поучиться.
– Ты же не будешь возражать, если я буду звать тебя Джей?
– Нет.
– Ты уже давно ждешь?
– Достаточно.
– Обычно я не заставляю ждать красивых женщин.
– Нет, заставляешь.
Она его уже оценила: и двух минут в присутствии Петтифера было достаточно, чтобы понять, чего он стоит. Титус придет к ней быстрее, если обращаться к нему со сдержанным высокомерием и наглостью.
– И ты всегда называешь женщин, которых никогда раньше не видел, по инициалам?
– Удобно для систематизации; а ты возражаешь?
– Зависит от обстоятельств.
– От каких?
– Что я получу взамен на данную мной привилегию.
– Это что, привилегия, знать, как тебя зовут?
– Да.
– Ну… тогда я польщен. Конечно, если только ты не раздаешь такие привилегии всем подряд.
Она покачала головой. Нет, он уже видел, что она не расточительна в своих привязанностях.
– Почему ты так хотела увидеть меня? – спросил Титус. – Почему мне докладывали, что ты буквально утомила секретарш постоянными требованиями встретиться со мной? Ты хочешь денег? Ведь если так, ты уйдешь отсюда с пустыми руками. Я стал богатым благодаря скупости, и чем богаче я становлюсь, тем сильнее становится моя скупость.
Это замечание было чистой правдой; он сказал об этом совершенно открыто.
– Мне не нужны деньги, – столь же честно ответила она.
– О, что-то новенькое.
– Есть люди богаче тебя.
Он вскинул брови от удивления. Эта красотка могла и укусить.
– Все так, – согласился он. В этом полушарии действительно набралось бы с полдесятка людей побогаче.
– Я – не какое-то обожающее тебя ничтожество. Я не пришла сюда переспать со знаменитостью. Я пришла сюда, так как мы можем быть вместе. Нам есть, что предложить друг другу.
– И что же?
– У меня есть мое тело.
Он улыбнулся. Это было самое откровенное предложение, которое он слышал за долгие годы.
– И что же мне предложить в обмен за такую щедрость?
– Я хочу научиться…
– Научиться?
– …тому, как пользоваться силой и властью.
С каждой секунду она казалась все более странной.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, пытаясь выиграть время. Он так и не понял, чего она стоит; это женщина раздражала его, сбивала с толку.
– Мне что, повторить, по буквам? – сказала она, играя в высокомерие с такой улыбкой, что он чуть снова не почувствовал себя привлекательным.
– Не нужно. Ты хочешь научиться пользоваться силой. Думаю, я смогу тебя научить…
– Я знаю, что сможешь.
– Ты понимаешь, я – женатый человек. Мы с Вирджинией вместе уже восемнадцать лет.
– У тебя три сына, четыре дома, домработница по имени Мирабель. Ты презираешь Нью-Йорк, любишь Бангкок; размер воротничка на рубашках 16,5, любимый цвет – зеленый.
– Бирюзовый.
– В старости ты стал изысканнее.
– Я не стар.
– Восемнадцать лет в браке. От такого быстро стареют.
– Только не я.
– Докажи.
– Как?
– Возьми меня.
– Что?
– Возьми меня.
– Здесь?
– Задерни шторы, запри дверь, отключи компьютер и возьми меня. Слабо?
– Слабо?
Сколько лет прошло с тех пор, когда его брали на слабо?
– Слабо?
Он был взбудоражен. Ничего подобного не чувствовал уже лет десять. Он задернул шторы, запер дверь, отключил компьютер, где по экрану бежали цифры его состояния.
«Боже, – подумала она, – он у меня в кармане».
Страсть оказалась делом нелегким, не как с Васси. Во-первых, Петтифер был неуклюжим, грубым любовником. Во-вторых, он слишком беспокоился из-за жены, чтобы стать успешным ловеласом. Он, кажется, видел Вирджинию повсюду; в отелях, где они снимали комнаты на обед, в такси на улице, а однажды (он клялся, что женщина похожа на его жену как две капли воды) она переоделась официанткой, которая вытирала столик в ресторане. Страхи были напрасными, но они притупляли стихийность их романа.
И все-таки Жаклин училась у него. Да, он был бездарным любовником, но блестящим лидером. Она научилась тому, как быть властной, не употребляя власть; как не отравиться гнусностью, которую харизма будит во всех простых людях; как сделать простые решения еще проще; как быть безжалостной. Правда в этой сфере Жаклин не особо нуждалась в дополнительном наставничестве. Скорее он научил ее никогда не жалеть об отсутствии инстинктивного сочувствия и лишь одним интеллектом оценивать, кто заслуживает уничтожения, а кого можно причислить к праведникам.
Она ни разу не показала себя, хотя использовала свои умения тайком, хотя бы так выманивая удовольствие из его застывших нервов.
На четвертую неделю их интрижки они лежали бок о бок в лиловой комнате, а на улице внизу ревели машины в разгар дня. Секс был плохим; Титус нервничал, и никакие трюки не могли его раскрепостить.
Все кончилось быстро, почти без страсти.
Он явно хотел что-то сказать Жаклин. Она знала об этом: откровение ждало своего момента, набирало сил где-то в глубине его горла. Повернувшись к Титусу, Жаклин мысленно помассировала ему виски и успокоила, придав храбрости для разговора.
