Ли хорошо его понимала. Её точно также пугала мысль о том, чтобы оказаться на воде.
– Но я передам с твоим братом послание и буду ждать, когда сюда приплывут наши.
Ли не стала настаивать.
Когда солнце начало наливаться вечерней краснотой, Ру заторопился с отлётом.
– Да нет, я понимаю, что никто не превратится в зверей, – объяснял он павшей духом Ли – ей хотелось отсрочить расставание ещё на чуть-чуть. – Просто… Ну, а чего тянуть-то?
– А ты уже со всеми поговорил? – спросила Ли. Как и Норман, Алекс и Аарон с Джейми отказались лететь на монгольфьере и сказали, что дождутся своих здесь. – Они передали тебе письма для своих?
– Передали, – несколько рассеянно отозвался Ру и взял сестру за руку. – Только знаешь… Я вот думаю, надо немного подождать, прежде чем сообщать в Аквасити…
– Не поняла, – растерялась Ли.
– Ну, а что тут непонятного? – такой раздражённый и язвительный в последнее время, сейчас брат был предельно серьёзен. – Если мы сразу сообщим ихтиандрам, то они немедленно отправятся в путь. А я думаю, лучше мы сначала прилетим сюда с большими грузовыми зепеллинами. Соберём все, что нам может пригодиться для Аэрограда. Здесь полно полезных вещей, ты же сама видела! А уж потом сообщим в Аквасити. А иначе мы прибудем сюда одновременно с ихтиандрами, и тогда нам достанется куда меньше.
От неожиданности Ли даже отпустила руку брата.
Она потрясённо смотрела на Ру и думала: «Наверное, с нашими предками всё начиналось точно так же».
* * *
Солнце уже задевало за край горизонта, когда монгольфьер приготовился к взлёту.
Только вот Ли совсем не была готова. Она стояла напротив Нормана, а он просто смотрел на неё, не говоря ни слова. В его взгляде не было ни обещания, ни мольбы, ни обиды. Только понимание. И один-единственный вопрос.
– Ли, ну ты идёшь? – нетерпеливо позвал её с палубы брат.
– Нет, – отозвалась девушка. Так тихо, что это услышал только Норман – и улыбнулся одними глазами. – Нет! – куда громче повторила она, поворачиваясь к монгольфьеру.
Ру не на шутку рассердился. Перегнулся через борт гондолы и язвительным тоном, тем самым, которым говорил последний год, протянул:
– Мы летаем в небе как птицы. Ихтиандры плавают в воде как рыбы. А вы что собираетесь здесь делать? Рыскать по суше? Как звери?
Норман взял Ли за руку и спокойно ответил:
– Нет. Мы будем жить на земле. Как люди.
5
Эваз – Гебо
Воздух, полёты и средства передвижения.
♂ Птица без ног
– Предлагаю выпить за Джона Помероя и майора Брока, – сказал мой друг Тадеуш.
Осторожно, чтобы не расплескать вино, он опустил зажатый в металлической руке бокал на стол и выудил из кармана летной куртки две пули – разрывную и зажигательную. Звякнув, они легли на белую скатерть возле багровых винных пятен. Рядом стояла маленькая деревянная клетка, в которой сидел желтый кенар – мой друг никогда не расставался со своим любимцем. Даже в узкой кабине биплана держал клетку у себя на коленях. Тэд улыбнулся и с вызовом осмотрел наполненный людьми зал. Он всегда был готов к драке, Тадеуш Гилевич, смахнувший уже шесть врагов и погибший в прошлом году над пыльными дорогами Линса. Врачи вернули Тэда к жизни, если так можно назвать его нынешнее существование.
– За людей, подаривших нам победу в виде этих двух маленьких смертоносных сестричек, – произнес он, вновь поднимая бокал.
У меня перед глазами возник сегодняшний рассвет с горящим цеппелином и вынырнувший из клубов дыма «Кэмел» с нарисованным на киле оскаленным черепом. Услышать торжествующий крик Тадеуша в шуме «собачьей схватки» было невозможно, но я чувствовал его победу. Она колола иголочками в пальцах. Вместе с ревом мотора рвалась на свободу, всё выше и выше за белые облака, туда, куда не поднимется ни один аэроплан. Я кричал вместе с другом, ловя в прицел преследующий его «Альбатрос» с черным крестом на боку.
Фриц, ты опоздал! Go fly a kite! Пальцы нажимают гашетку до упора. Сестрички идут одна задругой, вспарывая воздух. Точки и тире чередуются, как в телеграфе. От крыла «Альбатроса» отлетают клочья. Вражеский биплан ныряет, уходит зигзагами, прижимается к земле, но участь пилота предрешена. Ему не спастись. Через минуту я догоню его биплан и всажу последнюю короткую очередь. Говорят, что мой старый мертвый враг Иммельман однажды сбил летуна, израсходовав всего пятнадцать патронов. Пули пробьют топливный бак, загорится масло, и «Альбатрос» рухнет на землю в двухстах метрах до линии фронта. Засчитанная победа и чья-то жизнь.
– Это не по правилам! – из-за соседнего столика поднялся командир второго звена майор Баркер, с которым мы соревнуемся по числу сбитых аэропланов, хвастаем, распушив воображаемые хвосты, как петухи на поединке. Пижонские усики, холеное лицо потомственного аристократа, такой хорошо смотрится везде – и на званом обеде и в крохотной кабине аэроплана. – Это нарушение Гаагских конвенций! Как вы не понимаете, что так нельзя воевать? Мы же летуны, в конце концов, а не убийцы!
– Рыцари неба? – ухмыльнулся я, поворачивая голову к майору. – Честь, доблесть и аэропланы? Вы, сэр Джон, не были в небесах, когда по земле ползут клубы хлора? Маленькие фигурки там, внизу, суетятся и падают, но их проблемы выглядят такими надуманными и неестественными. Мы выше этого. У нас благородные дуэли и гордость своими победами. Знаете, сколько бомб для Лондона нес сегодняшний цеппелин?
Я плеснул вино в бокал и отхлебнул, чувствуя, как кадык пытается прорвать кожу.
– Вы не были в городе, когда вокруг рвутся бомбы и спасение выглядит чудом? Кажется, что попал в ад. Ты лежишь, оглохший, опрокинутый ударной волной, вжавшийся в землю, и понимаешь, что – всё, не успел, не сделал. Не закрыл собой.
– Рой, перестань! – Тэд схватил меня за предплечье.
Что я должен перестать? Бокал дрожит в руке, отбивая дробь на столе. Стол вздрагивает, и красные пятна прыгают перед глазами, словно выплеснувшаяся кровь Аманды.
– Остановись!
Вокруг падают камни, стучат, как пули, по мостовой. Я боюсь открыть глаза, чтобы не увидеть неподвижную Аманду. В голове звучит последний разговор. «Я ухожу от тебя. У нас нет будущего». Мы не успели расстаться. Нет, не у нас, Аманда, – будущего нет у меня.
– Мне плевать на все ваши конвенции, – сказал я, отстранив руку Тадеуша.
Захотелось встать и выйти наружу, подальше от сослуживцев, но я подавил это желание. Не стоит доставлять удовольствие Баркеру. Тем более что приступ ярости скоро пройдет. Завтра мы снова поднимемся в небо – я, Тэд, старина Баркер и многие другие. Те, кто доживет, и те, кто не доживет до конца мясорубки, которую мы называем Великой войной. Небо делает всех равными. Оно примиряет и дарит свою глубину.
