И поэтому они охотятся на нас, дхау-волки.
И поэтому мы убегаем. Как трусы.
Нет – мы не трусы. Мы сражались! И у меня больше нет ни отца, ни старшего брата. У меня осталась только Огняна. Но с ней мы не можем пожениться, как женились наши предки. Как испокон веков поступали все из моего племени.
Потому что утром мы покидаем горы.
Но у меня есть еще долгая ночь впереди.
«Я принесу тебе серебряную зорицу, Огняна. Принесу сегодня ночью», – шептал я, глядя на желтую луну.
Летняя ночь… Когда в лунном свете поднимается белой дымкой Примара, а связь между нашим миром и миром духов становится тонкой и едва заметной. Тогда горные ведьмы пропускают людей в свои владения. Там, высоко в горах, расцветают серебряные зорицы – цветы богини Макоши. Только тот из народа карпов имеет право выбрать себе жену, кто принесет невесте в подарок горный цветок. Подарит маленькую земную звездочку.
Ворота частокола жалобно скрипнули.
– Спасибо, – тихо произнес я в темноту.
– Иди, – проворчал Асен, стоящий на страже у ворот. – Иди, а то передумаю.
Горели факелы, закрепленные на частоколе. Возле черных деревьев шевелились тени. Я воткнул копье в землю и подошел к идолу богини-Матери. Большой ствол с вырезанным изображением Макоши стоял у самых ворот. Все, кто раньше приходил в селение, сразу видели нашу покровительницу. Но сейчас у изображения Матери лежали лишь несколько сломанных стрел.
Осторожно я опустил к ногам идола клочок шерсти. Холодный ночной ветер развевал длинные шерстинки.
«Матерь Макошь, даруй удачу твоему сыну Демиру. Не перережь и продолжи нить пряжи моей жизни. Позволь исполнить то, что я задумал. Позволь сорвать серебряную зорицу! Для Огняны».
Ветер подхватил легкий пушистый клочок и понес его высоко в темное небо.
«Макошь, тебе известно, как я ее люблю!»
Огняна не пришла меня провожать. Потому что это плохая примета. Мы расстались, когда еще светило солнце.
* * *
– Я никуда тебя не отпущу, – говорила Огняна.
Я прижимал ее к груди и чувствовал биение девичьего сердца. Я целовал ее красные волосы. Нет – огненные, горящие волосы. И горящие губы. А по щекам девушки текли холодные слезы.
– Лиса… рыжая, – сказал я. – Ну, перестань. Я вернусь. Обещаю тебе. Ну, не плачь, чего ты?
Я отвел в сторону непослушный рыжий локон и поцеловал в маленькую жилочку, дрожащую на тонкой шее.
– Я вернусь…
Хотел бы я сам себе верить.
– Ты не умеешь обманывать, – грустно улыбнулась Огняна и посмотрела мне в глаза.
Я выдержал ее взгляд и отвел глаза уже потом. Когда девушка что-то мне протянула.
– Возьми, – кусок черного дерева уколол ладонь. – Это громовица. Мой оберег. Его дал мне мольфар
[2]. Он сказал, что это из дерева, в которое попала молния. И что громовица меня защитит. Я хочу, чтобы теперь оберег помог тебе.
– Спасибо, – сказал я. – Значит – поможет. Старый Крум не стал бы врать.
Я спрятал черную громовицу в суму на поясе.
«Спасибо и тебе, мольфар».
Я видел, как погиб старый Крум. Он вышел на бой с шаманом дхау. Один на один. Магия против магии. И не вернулся. А что случилось с шаманом, остался ли он жив – я не знаю.
Мне не хватает тебя, старый добрый мольфар. Мольфары не должны быть добрыми. Но ты – был. Кто теперь расскажет моим будущим детям такие веселые истории, которые рассказывал мне ты, когда я еще был маленьким?
Я снова прижал Огняну к себе.
– Мне надо идти, – нерешительно сказал я.
– Подожди, – тихо проговорила Огняна. Горячее дыхание девушки щекотало мое ухо. – Мой зверь-покровитель – куница.
Я замер. Поведать своего зверя-покровителя – это… Это высшее доверие. Рассказать о самом главном в своей жизни. Выдать имя того, кто проведет тебя в иной мир после смерти. Называют своего тайного зверя только любимым после свадьбы.
Да и то не всегда.
Куница! Ну конечно! Кто же еще может быть у такой вертлявой, непоседливой, но с острыми зубками, рыжей девчонки? Гроза белок – Огняна без промаха стреляла из лука.
Я наклонился и шепотом назвал девушке своего зверя. На мгновение глаза Огняны полыхнули вечерней зарей.
* * *
«Тебе известно, как я ее люблю», – повторил я Макоше.
Ночная дорога скрывалась среди деревьев-великанов. Над головой нависали скрюченные темные ветви, между которыми в лунном сиянии танцевали светлячки. Я оглянулся и в последний раз посмотрел на идола. Вдруг мне показалось, что у ствола стоит черная, словно громовица, кошка. Она пристально смотрела мне вслед большими зелеными глазами. Я моргнул – и кошка исчезла.
Как и не было.
В темноте еще и не такое может почудиться. И не только зверь богини Макоши. Черная кошка – это же глаза и уши Матери среди людей. Когда Макошь откладывает пряжу и хочет посмотреть, как живут ее дети на земле, то посылает своего зверя. Мне это показалось. Ночная чудь… Морок.
Хотя еще долго среди деревьев я видел две зеленые точки, которые появлялись то слева, то справа позади меня. Может быть, это были лишь светлячки.
Мой путь лежал туда, где в лунном свете возвышались вершины двух гор, похожих, как сестры. Первая гора – Горячкамень, на чьих склонах расцветают серебряные зорицы. Вторая – Примара, часть потустороннего мира, которую можно видеть только тогда, когда горит полная луна. Сквозь Примару светил небесный ковш с яркой звездой, указывающей мне дорогу.
Я быстро шел, чтобы успеть сорвать цветок и вернуться в селение до утра. Мой тайный знак зверя-покровителя – большой белый клык – холодил руку. Клык был привязан под одеждой к правой руке. Я чувствовал остроту знака, и это придавало сил. Интересно, какой знак у Огняны, неужели хвост куницы? Или ушко? Я улыбнулся. Если хозяин не захочет, то его тайный знак никто не увидит.
Мой знак я выбрал сам.
Я всегда любил, когда отец возвращался с охоты. Он обязательно приносил что-нибудь интересное своему маленькому Демиру. То раковину большой улитки, которую можно было приложить к уху и услышать шум небесных водопадов, набирающих силу перед тем, как пролиться дождем на землю. То крошку подземника, который долго ползал по столу, везде совал длинный нос – искал, где можно зарыться. Я потом отнес этого слепого зверька на двор, и он мгновенно скрылся под землей. Мы с папой смеялись, а мама ругалась: «Злыдня в огород принесли!»
Но однажды…
– Папа, папа, что ты мне сегодня принес? – подскочил я к великану, переступившему порог.
Когда великан наклонился, то у него оказалось бородатое улыбающееся лицо моего отца.
