Вверх-вниз…
Кажется, что кора вместо веревки уже грызет мои руки. В красном дыхании огня улыбается лицо старого Крума: «Разрывай веревку, Демир, не обращай ни на что внимания!»
Мольфар, неужели скоро придет ко мне тайный зверь и отведет в призрачный мир? Неужели я больше никогда не увижу Огняну?
«Поднимай руки, Демир, не сдавайся! Давай-давай, поднимай, кому говорю. А теперь медленно опускай. Ты обязательно справишься. Только не сдавайся»…
И я не сдаюсь. Я поднимаю и опускаю руки, перетираю крепкую веревку.
А сам смотрю на огонь и вижу, как возле него сидит маленький мальчишка… И старый мольфар.
– Смотри внимательно, Демир, – сказал мольфар, приближаясь ко мне вплотную. – Что ты видишь?
Крум положил мне на раскрытые ладони клык с нанесенными на него золой таинственными рунами.
– Что ты чувствуешь?
Мольфар моментально превратился из доброго дедушки в злого колдуна. Его лицо стало ужасным, казалось, что темные глаза вспыхивают молниями. Я съежился и охватил колени руками. Клык скатился в огонь.
– Подними! – рявкнул Крум.
Мы с мольфаром одни на этой темной поляне посреди дикого леса. Никто не придет на помощь. Никто не защитит.
«Папа, мама, где вы?!»
Я выхватил клык из пламени. На удивление, он был прохладным. Но мне показалось, что весь жар за мгновение перетек в мое тело. Стали горячими кончики пальцев. Огненная волна пробежала по позвоночнику, а волосы зашевелились на голове.
И я увидел…
Как дым над костром принял удивительный вид большой кошки. Она передвигала белыми полупрозрачными лапами, беззвучно прыгала, преследуя добычу. Изо рта у кошки торчали длинные клыки.
И я почувствовал…
Как кто-то невидимый подошел сзади. Ни одна веточка не треснула под мягкими шагами. Горячее дыхание растрепало мои волосы на затылке. Я скорее представил, чем на самом деле услышал грозное рычание. И не мог оглянуться.
«Молчи», – говорили глаза старого мольфара.
Я не знаю, сколько я так просидел у костра. Наверно, я потерял сознание. Когда я открыл глаза, Крум вновь был смешным дедулей, костер погас, и только трава за спиной осталась смятой, словно по ней ходил тяжелый крупный зверь.
– У тебя теперь есть свой покровитель, – сказал мольфар. – И когда придет пора тебе покинуть этот мир, ты будешь не один и не заблудишься на своем пути.
* * *
– Вот и солнце!
Я очнулся от слов шамана-дхау.
«Богиня-Мать, защити!»
– Волки, можете убить свою добычу!
Костер едва теплился. В нем еще чернела громовица. Какая стойкая – не сгорела.
«Конечно, – подумал я, – она же родилась в огне».
Вокруг костра в ожидании стояли воины. Я всматривался в их немного испуганные глаза, в которых горело желание поскорее стать взрослыми. Дхау должны были съесть первую добычу и быть принятыми в племя волков. Я увидел, что все они, даже Бевк, моложе меня, еще почти дети.
– Бевк! – скомандовал шаман. – Ты за главного. Я не должен присутствовать на ритуале.
Шаман исчез в сумерках между деревьями.
Бевк подошел ко мне и достал нож. Губы воина-дхау что-то тихо прошептали, но я не слышал этих слов. Слух заполонил звук последней ниточки, разорвавшейся с оглушительным звоном.
Я не чувствовал своих рук, но знал, что они свободны. Большой клык сам скользнул в ладонь…
Бевк умер сразу, еще до того, как упал. Я выдернул клык, моментально ставший красным, из его шеи, и бездыханное тело опустилось на землю. Они замерли на мгновение, воины-дхау. А потом их рты раскрылись в неслышном крике. Дхау попятились. На шаг. На два…
А я почувствовал горячее дыхание крупного зверя на затылке. В утренней тишине прозвучал оглушительный рев. Он всколыхнул костер, зеленая трава пошла волнами.
Я упал на колени. А через меня рыжей молнией перескочил огромный зверь. Он очутился возле перепуганных дхау и повернул ко мне голову. Из пасти зверя торчал только один клык. Второй был почти полностью сломан.
А в глазах пещерного саблезубого тигра горел вопрос.
Я кивнул…
Они умерли. Все. Поляна была заполнена мертвыми окровавленными телами. Один из дхау, может, это был Урдур, сейчас лежащий с разорванным горлом, успел выпустить стрелу, и она торчала из правого бока тигра.
– Бевк! Мой сын!.. Проклятый карп, ты его убил! – темнота леса выплюнула обезумевшего шамана.
Он выбежал и остановился у костра. Саблезубый тигр замер перед прыжком… Но прыгнуть не успел – шаман поднял руку, и что-то невидимое прижало зверя к мокрой траве. Почему-то запахло паленой шерстью. Кровавая слюна потекла из пасти тигра.
И тут я услышал смех. Это был веселый жизнерадостный смех мольфара. До боли знакомый и одновременно невозможный. Костер вспыхнул чернотой громовицы, разлетевшейся на мелкие осколки. Шаман заорал и схватился руками за обожженное лицо. Саблезубый тигр вскочил…
Поляну заполнила тишина. Костер погас.
Бока тигра вздрагивали в тяжелом дыхании. Колыхалась сломанная стрела.
«Потерпи», – сказал я и провел рукой по пушистому боку.
Пальцы нащупали древко. Я крепко ухватил, напрягся и выдернул стрелу из могучего тела. Зверь заревел, пытаясь подняться на лапы.
«Тише, тише. Лежи. Рану нужно залепить, иначе ты можешь умереть. А тебе еще нужно отвести меня туда, куда только ты знаешь дорогу».
Я насобирал сухого мха и приложил к ране.
«Ты же не отведешь меня именно сегодня, правда?» Большие черные глаза тигра молчаливо следили за мной.
«Я должен еще принести цветок. Меня ждут, понимаешь?»
Тигр тяжело поднялся, опершись на передние лапы. Едва устоял, но сделал осторожный шаг и положил свою большую голову мне на плечо.
* * *
Я понял, что стою посреди поляны. Вокруг лежали мертвые дхау. Я прижимал мох к раненому боку, в котором еще чувствовался холод стрелы. Кровь просачивалась сквозь мох и смешивалась с кровью врагов и утренней росой на мокрой траве.
Мой тайный знак – большой клык хищника – торчал из груди шамана. Я вырвал клык из мертвого дхау. Вытер сухим мхом. Вернул на свое место – привязал к руке. Потом сделал несколько шагов.
Рана в правом боку отдавала болью при каждом движении.
Солнечные лучи заполнили лес теплотой и спокойствием. Окрасили склоны далекой горы Горячкамень в ярко-зеленые цвета. И мне показалось, что там, среди зеленого пространства, я увидел маленькие белые точки цветущих серебряных зориц.
Я должен дойти. И дойду. Потому что карпы вообще очень упрямые.
