Работный дом, в котором мать снимала комнату, делил двор с чёрным ходом салуна; Джон выскочил на улицу и, порывшись в мусоре, нашёл довольно крепкий ящик из-под виски. Набросал туда соломы, положил яйцо, оседлал Танцора – и поехал за город.
Добравшись до платана, под которым он нашёл яйцо, Джон устроил ящик между корней дерева и уселся рядом. Ему было очень любопытно посмотреть, как выглядит маленький дрипт, и Джон хотел дождаться, когда скорлупа разобьётся.
– Ну, давай, малыш, вылупляйся, – приговаривал он и прислушивался к тихому потрескиванию.
Однако наступил полдень, пора было ехать к матери в инкубатор, а после отправляться на станцию чистить обувь, а дрипт так и не спешил появляться на свет.
– Я попозже вернусь, слышишь? – заверил Джон треснувшее яйцо и нехотя уехал.
День тянулся бесконечно долго, грязным сапогам не было числа, но, наконец, ушёл последний поезд, дома был съеден скудный ужин, и Джон снова побежал к Танцору.
А когда он приехал к платану, то обнаружил в набитом соломой ящике маленького зеленовато-коричневого дрипта с ярким оранжевым гребешком на шее. Тот смешно переваливался, неловко помахивая гибким хвостиком, и забавно растопыривал когтистые пальцы на передних лапках. Увидев Джона, он радостно запищал.
– Привет, малыш! – обрадовался Джон и почесал дрипта по голове, словно велоцираптора.
Дрипт довольно заурчал.
Остаток вечера Джон провёл, играя с завриком, и только перед тем, как уехать, его осенило.
– Ты, наверное, голодный! Да кто ж тебя кормить-то будет, ведь мамы у тебя нет… Ладно, потерпи до утра, я что-нибудь придумаю.
И Джон придумал. Среди мусора из салуна набрал остатки еды, выброшенной с кухни, и привёз на следующий день дрипту. И подкармливал его так пару недель, а потом завр подрос, принялся выбираться из ящика и начал сам охотиться на мелких ящерок.
Маленький дрипт быстро рос и с любопытством исследовал окружающий мир, раз за разом уходя всё дальше от платана. Но каждый раз, заслышав быстрые шаги Танцора, неизменно выбегал навстречу Джону и приветствовал его радостным рыком.
Когда дрипт вымахал в высоту на метр, у Джона появилось новое развлечение – он забирался на спину к своему питомцу, которого по привычке называл Малышом, и ездил на нём верхом. Дрипт не возражал, похоже, ему это даже нравилось, потому что он приседал на задние лапы и наклонял шею, чтобы мальчику было удобнее на него взбираться.
Однако некоторое время спустя по Гринфилду пошли слухи о том, что в округе, в опасной близости от города, стали частенько замечать тероподов. Джон мигом смекнул, что опасные тероподы, о которых говорила молва – это его Малыш.
Обеспокоенный шериф бросил клич съезжавшимся в Гринфилд охотникам на тероподов и предложил им очистить окрестности от хищников – за приличное вознаграждение.
Джон тут же понял, что надо действовать как можно скорее. Оседлав Танцора, он приехал к неизменному месту встречи с дриптом, к разлапистому платану, и, дождавшись Малыша, оседлал его и повёл прочь. Танцор послушно бежал за ними. Они удалились от города не меньше, чем на дюжину миль – так далеко Джон в одиночку ещё никогда не забирался. Впереди расстилалось жёлтое поле с одиноким обломком красной скалы, за ним начинался лес.
Джон обнял Малыша за толстую зелёную шею, погладил по оранжевому гребешку, а потом спешился, махнул рукой на заросли деревьев и сказал:
– Иди!
Дрипт стоял рядом, внимательно глядя на Джона немигающими глазами, словно пытался понять, что ему говорят.
– Иди, а то они тебя убьют, – повторил Джон, отвернулся и сердито вытер невольно набежавшие на глаза слёзы, совершенно неподобающие настоящему динбою.
А потом развернулся и побрёл прочь, обратно к поджидавшему его у обломка красной скалы Танцору.
Несколько раз он оборачивался – и видел, что двухметровый Малыш, вздыбив гребень на шее, по-прежнему стоит на месте и смотрит ему вслед.
Когда Джон сел на Танцора и бросил прощальный взгляд на дрипта, Малыша уже не было.
* * *
Судьба приходит к людям в самые неожиданные моменты и принимает самые неожиданные обличья.
Судьба Джона пришла к нему, точнее, едва не затоптала его в обличье обезумевшего стиракозавра, который, опустив голову и выставив вперёд шипастый ошейник, с рёвом нёсся по улице Гринфилда.
Как обычно, в тот день Джон сидел возле станции и начищал сапоги состоятельных пассажиров поездов. На станции стоял грузовой состав, в него загоняли очередное стадо. Но вот один из цератопсов отбился, заревел – и, выставив вперёд рога, понёсся прочь, снося всё на своём пути. Люди с криками отпрыгивали в стороны, позади с воплем отчаяния за взбесившимся стираком устремился динбой, на ходу раскручивая лассо.
Увидев, что цератопс несётся прямо на них, богатый господин, которому Джон начищал дорогие сапоги из тонкой кожи тава, взвизгнул и отскочил, опрокинув ящик с кремами, тряпочками и щётками.
А дальше всё произошло в мгновение ока, и Джон даже сам не понял, как это случилось. Помнил только, что в один миг он отступил в сторону, пропуская стирака мимо себя, и согнул ноги в коленях, а в следующий момент он уже сидел на спине обезумевшего цератопса и, ухватив его за жёсткий шипастый ошейник, изо всей силы тянул на себя, пытаясь заставить громадину затормозить.
Когда стирак и впрямь унялся, Джон с помощью всё того же костяного нароста на шее завра развернул его и направил к товарняку на станции. Гнавшийся за цератопсом динбой только присвистнул, глядя на Джона.
– Лихо ты с ним!
– Спасибо, сэр, – вежливо поблагодарил Джон, спрыгивая на землю и наблюдая за тем, как успокоившегося стирака загоняют в вагон.
– Сколько тебе лет, парень?
– Четырнадцать, сэр.
– И чем ты занимаешься?
– Чищу обувь, сэр.
– Обувь? – удивлённо повторил динбой. – Я был готов поклясться, что ты вырос на ранчо!
– Я и правда вырос на ранчо, сэр. Но когда мой отец погиб, мы с матерью и сестрой перебрались в город.
– Вот оно, значит, как… – протянул динбой и сдвинул широкополую шляпу на затылок. – Как тебя звать, парень?
– Джон Грэм, сэр.
– Очень приятно, Джон. А я – Билл Митчелл. Хочешь поработать на меня?
– Кем, мистер Грэм?
– Динбоем, конечно. Будешь помогать перегонять стада, вон у тебя как ловко выходит. Что скажешь?
Что скажет? Джон на мгновение даже зажмурился. Стать динбоем? Настоящим динбоем, как его отец? И уехать наконец из этого тесного, надоевшего ему Гринфилда?
– Мне надо подумать, сэр!
* * *
За следующие пять лет Джон повидал изрядную часть Винландии – от западных берегов Калифорнии до восточных земель Делавара, от северной, покрытой льдом Берингии до жаркой республики Техас. Вместе с другими динбоями он перегонял огромные стада цератопсов через поросшие травами Великие Прерии, где своими глазами видел гигантских, под сто футов высотой, длинношеих аламозавров и маменчизавров. Он дрожал от холода во время снегопада в горных грядах Кордильер, он отстреливался от диких племён апачей и команчей на краю Глубокого Каньона и терял часть стада в выжженных солнцем пустынях Сонора и Мохаве. Он добрался до Великих озёр Гудзонии, где впервые своими глазами увидел чёрных, гладких и лоснящихся водоплавающих завров, и спасался от острых зубов летающих завров в болотах и влажных лесах Леонии.
