— Это говорят ваши губы, — с жаром сказал Андре. — Но прислушайтесь к своему сердцу, оно скажет вам другое. Я уверен, что вы чувствуете то же самое. Так что же нам делать? Что бы ни случилось, вы принадлежите мне. Я готов пожертвовать ради вас всем. Мы не можем разлучаться.
Вспыхнув от смущения, девушка закрыла лицо руками.
— Пожалуйста, не говорите так. Я не могу вас слушать. Отпустите меня, — по-детски добавила она, не замечая, что никто ее не держит.
Она склонила голову, и Андре открылась полоска нежной кожи на шее, между платом и воротником.
Андре едва удержался, чтобы не поцеловать ее.
Вместо этого он, сдерживая волнение, сказал:
— Вы свободны, я не вправе мешать вам уйти. Моя любовь к вам слишком велика, и я не могу огорчать вас. Он приказал себе остановиться и словно проснулся.
— Боже, что я такое наговорил! — воскликнул он. — Вы ведь думаете, что я совершил величайший грех. Но, бог свидетель, я не желаю ничего дурного. Я знаю одно: то, что я сказал, — истинная правда, я не хочу отказываться ни от одного своего слова.
Андре показалось, что девушка плачет, и он машинально протянул руки, чтобы обнять и утешить ее. Но вовремя сдержал себя.
— Пойдемте, я вас провожу. Что толку мучить друг друга? — с трудом выговорил Андре хриплым, прерывающимся от страсти голосом.
Монахиня посмотрела на него снизу вверх. Андре, ожидавший увидеть в ее глазах слезы, был поражен: взгляд сестры Девоте был полон неизъяснимой горечи.
— Я не знаю, что вам сказать, — пробормотала она невнятно.
— Ничего не надо говорить, — ответил Андре. — Мне ужасно стыдно за себя. Я на минуту потерял самообладание и дал волю своим чувствам.
Он покинул очаровательный садик. Девушка медленно шла за ним, едва переставляя ноги.
Андре шагал по тропинке впереди, раздвигая для своей спутницы ветки кустарника. Так они оказались перед входом в особняк.
— Простите меня, пожалуйста, — тихо попросил Андре.
— Вам не за что извиняться, — возразила монахиня.
— Но я чувствую себя преступником, — продолжал Андре. — Я вел себя недостойно, и прекрасно сознаю это. Вы — монахиня. Кроме того, вы моя гостья.
— Я не хочу, чтобы вы… себя укоряли, — сказала девушка. — Я во всем виновата сама. Мне не следовало сюда приходить. Но вы обещали мне… приключение… И я не удержалась.
— Я и хотел устроить для вас приключение.
Андре крепко стиснул зубы, словно боялся сказать лишнее.
Он был омерзителен сам себе Как он мог так поступить? Как он мог растревожить душу этой прелестной чистой девушки, если был уверен, что их любовь ни к чему не приведет, что чувства их не имеют будущего.
— Я должен уйти, — решительно сказал Андре.
— А мы увидимся еще? — с надеждой спросила сестра Девоте.
— Не думаю. Я чувствую, что должен как можно скорее вернуться к нормальной жизни, стряхнуть с себя это наваждение.
Монахиня глубоко вздохнула.
— Вам больно. Вы несчастливы. Я не хотела вас огорчить .
— Вы очень добры, — заметил Андре, — но я сам во всем виноват. Единственное ваше прегрешение состоит в том, что вы родились такой красавицей и мужчине трудно перед вами устоять.
Эти насмешливые слова задели девушку. Она нахмурилась.
— Мне очень жаль, что так получилось, — задумчиво сказала она, не торопясь уходить.
Андре прочитал в ее глазах то, что монахиня не могла произнести вслух. Он почувствовал, как девушка тянется к нему каждой своей клеточкой. И каждая его клеточка была готова отозваться.
— С вашей точки зрения мы оба поступили дурно, — сказал Андре. — Но в других обстоятельствах наши отношения могли бы сложиться совершенно иначе. Однако мне лучше не говорить об этом, а то я опять наговорю лишнего.
— Почему вы не хотите говорить? — запинаясь, спросила девушка.
— Почему? — повторил Андре. — Вы и сами знаете ответ. Представьте себе, какими мучительными будут наши встречи, когда мы оба будем сознавать, что рано или поздно должны расстаться и забыть друг друга.
Андре вдруг подумалось, что, если бы прекрасная окторунка не была монахиней, он мог бы сделать ее своей любовницей, увезти с собой в Европу.
Он тут же отогнал эту нелепую мысль, кощунственную по отношению к этому чистому созданию.
Андре чувствовал, что эта девушка более невинна, чем любая ее ровесница в Америке. Оставаясь наедине с мужчиной, она могла допустить для себя лишь одну опасность; что он ее убьет. Мысль о том, что он попытается овладеть ею помимо ее воли, скорее всего даже не приходила ей в голову.
Андре затаил дыхание.
В это мгновение он как будто стал намного старше и мудрее.
— Послушайте, моя маленькая повелительница птичек, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы забыли все то, что произошло между нами после завтрака. Пусть в вашей памяти останется лишь прекрасное угощение, приготовленное Томасом, и наш веселый разговор.
Сестра Девоте молча смотрела на Андре глубокими, широко распахнутыми глазами.
— И еще. Пообещайте мне, что никогда впредь не буде те оставаться наедине с мужчиной.
Почувствовав в ее взгляде вопрос, Андре пояснил:
— Вы такая очаровательная, что рядом с вами мужчина может потерять голову. Вы не должны подвергать себя риску. Понимаете?
— Да… наверное, — смущенно сказала девушка.
— Я вел себя предосудительно, и стыжусь самого себя, — продолжал Андре. — Но кто-то другой может поступить намного хуже, и вам не удастся воспрепятствовать этому.
Сестра Девоте залилась краской, отчего показалась Андре еще моложе и нежнее.
Ему хотелось прижать ее к себе, чтобы защитить от всех опасностей. С другой стороны, он понимал, что в этот момент для нее существовала лишь одна опасность, в его лице.
Андре поспешно отступил от девушки.
Она стояла перед ним в окружении белых лилий и казалась олицетворением чистоты.
Андре шагнул навстречу сестре Девоте, опустился на колени и поцеловал ей руку.
— Простите меня, — повторил он. — Однажды вы поймете, как мне было бы трудно удержаться от этого поступка.
— Что вы делаете? — смутилась девушка. — Пожалуйста, встаньте!
— Я на коленях перед вами, потому что люблю вас. До конца своих дней я буду помнить вас, мою маленькую повелительницу птиц, — с чувством произнес Андре. — А теперь пойдемте со мной, я провожу вас, — сказал он, поднимаясь.
От переживаний последнего часа Андре чувствовал себя опустошенным.
Все произошедшее было странно, почти нереально. Он объяснился в любви монахине, которую видел третий раз в жизни. Если бы кто-то сказал ему, что он может совершить столь дерзкий и безрассудный поступок, он рассмеялся бы этому человеку прямо в глаза.
