– Мама еще может, – поправила себя Сима и притянула ногу к моей руке так, что я решила – вот прямо в этой позе и останусь. Навсегда.
– Мам, лучше сразу все делай и терпи, иначе Юлия Владимировна переделывать заставит. И будет у тебя не три шпагата по десять секунд и даже не два по двадцать и один по десять, а четыре по двадцать, – посоветовала мне дочь.
Конечно, я ее не послушалась и решила, что на меня это правило не распространяется.
– Нет, первый раз вообще был халтурным. Еще раз, – объявила Юлия Владимировна, и я промямлила: «Простите, больше так не буду».
После очередной тренировки, когда дочь «собирала» мои ноги из поперечного шпагата, я спросила:
– Симуль, а когда прямо совсем невмоготу, ты как отвлекаешься?
– Рассматриваю корешки книг. Вот уже до третьей полки снизу всех авторов и названия выучила, – ответила дочь.
Я решила воспользоваться этим советом и тоже стала рассматривать корешки книг в книжных шкафах. Нашла две, которые давно хотела перечитать, но даже не подозревала, что они есть в домашней библиотеке.
Через месяц тренировок я смирилась с действительностью. Трижды в неделю я умирала. После этого доползала до кровати и мгновенно засыпала так, что слюна текла изо рта. Тренер меня похвалила. Я разобралась с собственным бедром. Юлия Владимировна пообещала, что в тот день, когда я сяду на все шпагаты, подарит мне медальку, шоколадную. Как девочкам. Я скакала от радости. Муж заметил, что я как-то постройнела, что ли. Но я заметила другое – у меня пропал жир над коленками. Вообще. Коленки втянулись и стали ровными и почти как в молодости.
Мы с Симой окончательно оккупировали папин кабинет под свои тренировки. Уже не убирали коврики, резину для растяжек, кубики и утяжелители. Спортинвентарь лежал между книжными полками. А сам папин кабинет из комнаты, в которую все домашние старались лишний раз не заходить, превратился в спортплощадку.
Но ушел и воспитательный момент. Раньше, когда в семье предстоял тяжелый или важный разговор, дети «вызывались» в кабинет папы. С сыном, когда тот был подростком, это работало безотказно. Если я просила Васю зайти в кабинет к папе и сама отправлялась туда же, сын понимал – дело серьезное. Сейчас же в кабинете, библиотеке, практически священном месте, дети смотрели кино, ели, валялись на папином диване, играли на ковре в шахматы и в го. Из библиотеки доносился не тихий шорох книжных страниц, а крики тренеров, голоса школьных учителей и преподавателей дополнительных курсов. Наш папа научился спать под олимпиадную математику – ему нравился преподаватель, его тихий, спокойный голос. А под голос шахматиста с дополнительных курсов, которые попросила Сима, наш папа спать не мог, как ни пытался. Поэтому дочь смотрела олимпиадную математику, чтобы папа мог вздремнуть. А шахматные курсы смотрела в своей комнате.
– Дети, зайдите в кабинет к отцу, – строго попросила я, решив обсудить домашние проблемы.
– У меня нет сегодня тренировки! – ответила Сима.
– Там все нормально с роутером, я проверял. И у меня в это время шахматный турнир! – отозвался Вася.
– Я с тобой! – объявила Сима и скрылась в комнате брата.
– И что это было? – удивилась я, поскольку вызов в кабинет отца в нашей семье все-таки имел некое психологическое воздействие. Не то чтобы все дрожали и заходили на подкосившихся ногах, но все же.
– Это оZoomление, – ответил муж.
Наши тренеры решили устроить девочкам сюрприз – организовали в Zoom мастер-класс с олимпийской чемпионкой, а после – мини-интервью. Чемпионка должна была выбрать самую старательную девочку и лучший вопрос.
– Мам, придумай мне вопрос, – попросила Сима.
– Симуль, я не могу. Правда. Давай ты сама.
– Ты же профессиональный журналист, ты миллион вопросов знаешь! И папа тоже!
– Именно поэтому мы не можем тебе помочь. Понимаешь, когда я писала для Васи сочинения, получала двойки, а папа – тройки. Мы с тобой даже в конкурсе стихов только второе место заняли. Девятиклашке проиграли. Представляешь, какой позор будет – я придумаю вопрос, а он не окажется лучшим. Так что давай сама. Готовься. Придумай несколько на всякий случай. Прочитай биографию олимпийской чемпионки, ее другие интервью. Посмотри, какой вопрос еще не задавали, о чем ей нравится рассказывать больше всего, что для нее важно и ценно, и задай свой вопрос.
– А ты всегда так делала? – с ужасом спросила дочь.
– Да. Однажды я опоздала на интервью. Не по своей вине. Но человек, у которого я должна была взять интервью, обиделся. И завалил меня вопросами о своем творчестве, детстве, достижениях. За каждый правильный ответ я получала минуту его времени. Он спрашивал у меня про любимую специю его бабушки, которую она добавляла в еду. И про цветок, который рос во дворе его дома. Я тогда заработала пятнадцать минут, хотя на интервью отводилось всего десять. Потом он мне рассказал то, что никому никогда не рассказывал. Это было самое тяжелое, самое интересное интервью в моей жизни. И я к нему готовилась три недели! Представляешь?
Сима страдала неделю, исписав блокнот вопросами.
– Лучше я стану самой старательной, чем ваши дурацкие вопросы придумывать. Ни за что не буду журналистом. Никогда, – объявила она.
– Поздравляю, нам удалось внушить отвращение к нашей профессии еще одному ребенку, – сказала я мужу. – Сима, как и Вася, точно не пойдет по нашим стопам.
– Это хорошо? – уточнил муж.
– Не знаю. Пока не поняла. Но предчувствия у меня плохие.
Я ворвалась в комнату, поняв, что Сима рыдает не так, как обычно. Обычно она плачет и страдает в сторону папы, которого мне приходится приматывать скотчем к стулу, чтобы он не бежал спасать свою дочь. Как бы это объяснить? Растяжка – это больно, очень. На шпагатах все плачут – и малышки, и старшие девочки. Но на тренировках в зале плакать не очень интересно, поскольку никто не реагирует – тренеры привычно кричат, другие девочки тоже рыдают. Те, кто особенно громко страдает, обычно зарабатывают дополнительные тридцать секунд сидения на провисах. Поэтому все плачут в рамках приличия. Не до истерик. Мы, родители, этого не видим. После тренировок к нам выходят уже нормальные дети.
А в режиме самоизоляции все члены семьи вовлечены во все процессы. Сима рыдала отчаянно, с надрывом, как в последний раз. Муж прибежал ко мне на кухню, где у меня была в разгаре видеоконференция и я лишь один раз смогла отползти попить воды.
– Ты что, не слышишь?! – закричал муж так, что я быстро разобралась, где в видеоконференциях отключаются звук и изображение.
– Что?
– Сима плачет. Ты не хочешь это прекратить?!
– Если честно, то нет. У них еще полчаса до конца тренировки. А что случилось? – не поняла я. Организаторы моей рабочей конференции требовали, чтобы я срочно включила изображение и звук.
– Она плачет! – закричал муж так, будто Сима сломала себе ногу в трех местах как минимум.
